Может, в этом и есть смысл, думал Сэм. Если тот, кто должен присматривать за твоим ребенком, этого не делает, поскольку лежит в ванне с перерезанными венами, возможно, первое, что ты сделаешь, – запаникуешь и начнешь искать дочь по всему дому. Сэм попытался, уже в двухсотый, наверное, раз, представить себя на месте Бретерика. Он сомневался, что вообще способен был бы шевелиться, найди Кейт мертвой. Смог бы он поднять телефонную трубку? Подумал бы, где его сыновья?

Гадать бессмысленно. Марк Бретерик не мог убить Джеральдин и Люси. Когда они умерли, он находился в Нью-Мексико.

– Она сказала, что еще приедет, но я в этом сомневаюсь, – продолжал Бретерик. – С моей стороны было глупостью отпускать ее. Надо было разузнать, кто она такая.

Сэму потребовалось несколько секунд, чтобы осознать – речь идет о сегодняшней визитерше, а не о погибшей жене.

– Мы сделаем все, что сможем.

– Это несложно. Обратитесь к телевизионщикам. Может, она двойник Джеральдин, она так на нее похожа. Она замужем… и у нее был мобильный телефон, из тех, что закрываются. Серебристый, с украшением на передней панели, что-то вроде небольшого сверкающего камешка. Вы должны найти ее.

Обратиться к телевизионщикам? С этим придется идти к Прусту, и Сэм легко мог представить реакцию инспектора, практически слышал его слова: Марк Бретерик и так слишком часто появлялся в новостях в последние дни. Его трагедия из тех, что привлекают внимание, в том числе и всяких местных психов. Эта женщина, кем бы она ни была, могла лгать. Настоять, как настоял бы Саймон Уотерхаус? Эх, если бы он работал тут подольше…

Сэм все еще чувствовал себя на службе чужаком, почти иностранцем. Каждая молекула его тела требовала вернуться в Западный Йоркшир, в увитый глицинией коттедж у канала Лидс-Ливерпуль, который они с Кейт так любили. Сэм не разбирался в растениях, но Кейт, впервые увидев дом, только о нем и говорила, и он поневоле запомнил название. Но родители Кейт жили рядом со Спиллингом, а она наконец признала, что ей нужна помощь в присмотре за мальчишками, так что шансов вернуться в Бингли, похоже, нет. Оказывается, признал Сэм, он сентиментальней собственной жены.

– Если Джеральдин этого не делала, если вы сможете это доказать, – я выдержу, – сказал Бретерик. – Ради нее и Люси. Думаю, это покажется вам странным, сержант. – Он криво улыбнулся. – Я, наверное, первый за всю историю человечества, кто почувствует облегчение, узнав, что его жену и ребенка убили.

Среда, 8 августа 2007

Школа Святого Свитуна располагается в викторианском здании с часовой башней на крыше и зеленой металлической оградой, отделяющей школьный двор от чудовищных размеров сада пожилой четы, обитающей по соседству. Подходя к главному входу, я слышу из открытых окон детские голоса – пение, разговоры, смех, крики.

Останавливаюсь, озадаченная. Сейчас ведь летние каникулы. Я думала, здесь не будет никого, кроме, может, скучающей секретарши. На двери табличка «Первая неделя действия – с понедельника, 6 августа, до пятницы, 10 августа». Наверное, какая-то схема ухода за детьми в праздники, и я невольно спрашиваю себя: а чем же заняты родители в это время?

Зайдя внутрь, оказываюсь в маленькой квадратной прихожей. По стенам фотографии: ряды и ряды детей в зеленом. Даже страшно – как будто крошечные лица набрасываются со всех сторон. Под каждой фотографией – список имен и дата. Слева от меня висит 1989 год. На каждой девочке зеленое платье Люси Бретерик.

При виде всех этих детей я начинаю беспокоиться о своих собственных. Сегодня мне было особенно трудно оставлять их в саду. Я напрашивалась на многочисленные последние прощальные поцелуи, пока Джейк в конце концов не скомандовал: «Иди на работу, мама. Я хочу играть с Финли, а не с тобой». Это меня рассмешило: дипломатичность у него явно отцовская.

Я не пошла на работу. Позвонила туда, наврала с три короба гнусному Оуэну Мэллишу и приехала сюда. Раньше я никогда не отпрашивалась по болезни, даже когда действительно болела.

– Могу я вам помочь? – произносит голос с мягким шотландским акцентом. Высокая худая женщина. Она примерно моих лет, но лучше сохранилась. Кожа у нее, как у фарфоровой куклы, а короткие черные волосы облегают голову точно резиновая шапочка. Приталенный пиджак, прямая юбка, невероятно зауженная, и босоножки на шпильках очень элегантны. Браслеты закрывают руки едва ли не по локоть.

Я улыбаюсь, достаю из сумки фотографии, которые нашла в рамках. Лицо у шотландки какое-то странное, и мои порезы и синяки тут явно ни при чем.

– Знаю, – быстро говорю я. – Я похожа на миссис… э-э… Бретерик из новостей, которая умерла. Все мне это говорят.

– Вы… Вы знаете… что ее дочь училась у нас?

Моя очередь выглядеть удивленной.

– Правда? Нет, откуда. Простите. – Весь мой план сводится к тому, чтобы продолжать врать, пока не придумаю стратегию получше. – Простите. Я не знала, что вы знакомы с ними лично.

– То есть вы… не в связи с трагедией?

Я качаю головой и протягиваю ей фотографии:

– Я здесь вот по этому поводу.

Она держит их на расстоянии вытянутой руки, потом подносит к лицу и моргает.

– Кто это? – спрашивает она.

– Я надеялась, вы мне скажете. Я не знаю. Просто узнала форму вашей школы. – Чувствую прилив вдохновения. – Я нашла сумочку на улице, в ней были фотографии. Там и бумажник был, с довольно крупной суммой денег, и я пытаюсь разыскать владельца.

– А там не было кредитных карточек? Водительских прав?

– Нет. Вам знакома эта девочка? Или женщина?

– Простите, прежде чем продолжим… Мое имя Дженни Нэйсмит, я секретарь директора.

– О, я… Эстер. Эстер Тейлор.

– Приятно познакомиться, миссис Тейлор, – говорит она, глядя на мое обручальное кольцо. – Странно. Я знаю всех детей и всех родителей в школе – мы все как одна большая семья. Девочка не из наших учениц. Женщину я тоже раньше не видела.

От резкого звонка я вздрагиваю, но Дженни Нэйсмит сохраняет невозмутимость. Двери распахиваются одна за другой, из них выплескивается бурный поток детишек. Они вовсе не в зеленой униформе. Некоторые в костюмах – пираты, феи и волшебники, супермены и человеки-пауки. С полминуты мимо нас несется разноцветная река, выливаясь на игровую площадку. Когда гвалт чуть стихает, я спрашиваю:

– Вы уверены?

– Вполне.

– Но… зачем ребенку не из вашей школы носить эту форму?

– Незачем. – Дженни Нэйсмит качает головой. – Это довольно странно. Подождите здесь, – она указывает на пару коричневых кожаных кресел у стены, – я, пожалуй, покажу это миссис Фитцджеральд, нашему директору.

Я было спешу следом, однако новая порция детворы буквально сбивает с ног, и я теряю Дженни из виду.

С минуту сижу в кожаном кресле, потом вскакиваю, снова сажусь и снова вскакиваю. Каждый раз, как открывается входная дверь, я уверена, что это полиция по мою душу. Смотрю на часы. Стрелки словно замороженные.