— Ты тщеславный… — Но Нейтан не дал ей договорить, заткнув рот поцелуем. Сначала Эми чуть не задохнулась от ярости, но скоро злость сменилась жарким огнем страсти.

— Никто и никогда не будет целовать тебя так, как я, — хриплым голосом произнес он, отодвинувшись от нее ровно настолько, чтобы можно было говорить. Но его губы были еще совсем близко. — Ни с одним другим любовником ты не будешь чувствовать то, что чувствуешь со мной.

Когда Эмитист открыла рот, чтобы возразить, другой поцелуй заставил ее замолчать. Ей показалось, что этот поцелуй проник в самую глубину ее существа. Когда Нейтан выпустил ее, она уже не могла вспомнить, о чем они спорили.

— Думаю, с нас довольно достопримечательностей на сегодня. Давай вернемся ко мне и поработаем над твоим портретом.

— Средь бела дня? — Он ведь говорил совсем не о портрете.

— Сейчас в моей мастерской будет самый удачный свет, — объяснил Нейтан, взглянув на небо, — чтобы поймать… — он взял рукой ее лицо и нежно погладил подбородок, — все эти нежные переливы кожи.

Следующие насколько дней они уже не старались делать вид, что осматривают Париж. Эми являлась к Нейтану в мастерскую с первыми лучами солнца. Они занимались любовью, а потом он начинал рисовать ее портрет.

— О чем ты думаешь? — Нейтан прервал работу и пристально посмотрел на Эми поверх холста, на который не позволял ей взглянуть даже мельком.

— Так, ни о чем. Ни о чем, что могло бы тебя заинтересовать.

Он наморщил губы.

— Эми, сколько раз я должен тебе повторять, что меня восхищает в тебе все до мельчайших деталей?

Когда она насмешливо фыркнула, он покачал головой:

— Это правда. Зачем бы я стал тебя обманывать? Я и без того могу уложить тебя в постель, когда захочу. Мне стоит лишь взглянуть на тебя вот так… — он, подняв бровь, многозначительно посмотрел на нее, — и ты уже сходишь с ума.

Еще несколько дней назад Эми пришла бы в бешенство от одного предположения о том, что он имеет на нее какое-то влияние. Но теперь Эми привыкла к его манере дразнить ее. Кроме того, Нейтан, конечно, мог шутить, что одного его жгучего взгляда достаточно, чтобы зажечь в ней пламя, но в девяти случаях из десяти она первая делала что-нибудь, провоцировавшее этот жгучий взгляд. Например, определенным образом облизывала губы или просто начинала задумчиво накручивать на палец один из своих локонов.

Нейтан подошел к дивану и, опустившись на колени, поцеловал ее голое плечо.

— Мне было бы гораздо легче писать твой портрет, если бы я знал, о чем ты думаешь. Тогда я мог бы ухватить самую суть. То, что присуще только тебе.

— О, я понимаю, это ради искусства.

— Можно сказать и так. — Он уткнулся лицом в шею Эми и поцеловал ее. А потом втянул носом воздух, как будто хотел запечатлеть в памяти ее аромат.

Чем больше времени Нейтан проводил с Эми, тем сильнее жалел, что так легко отказался от нее, когда они были молоды и могли связать свою жизнь друг с другом. Он никак не мог избавиться от мысли, что если бы имел мужество, то сейчас они уже десять лет жили бы вместе. Дело не в том, что ему хотелось снова жениться. Просто… если бы он женился на Эми, его брак не превратился бы в такой ад. Судя по тому, что она говорила, Нейтан понимал, что, если бы он пошел в политику по своей воле, а не по настоянию отца и если бы его женой была Эми, она поддержала бы его жажду перемен. Она не стала бы поднимать на смех любое высказанное им мнение, если оно не совпадало с ее собственным. Возможно, из него даже вышел бы более-менее достойный политик. Конечно, не такой, как Уилберфорст или Хант, но такой, который мог бы без отвращения смотреть на свое отражение в зеркале.

Но Эми была с ним только сейчас, только в эти дни, пока она в Париже. И ему приходилось считать их. Чтобы за это короткое время накопить воспоминаний, которых хватило бы на всю жизнь.

— Ладно. Я думала…

— Да? — Нейтан ткнулся носом в простыню, которой Эми прикрывала свои самые интимные места.

— О том, как это несправедливо.

— Что несправедливо?

Эмитист запустила пальцы в его волосы, а он взял губами ее сосок.

— Что к мужчинам неприменимы правила, которые так ограничивают женщин. Мужчина может завести любовницу, и никому не будет до этого дела. Но если это сделает женщина, она рискует стать в обществе парией.

Нейтан бросил на нее острый взгляд.

— Эми, ты боишься, что наша связь будет иметь последствия? Но мы были осторожны. Я старался, как только возможно, скрывать тебя от посторонних глаз. Ну, во всяком случае, после Вильсонов.

— Правда? — Ей не приходило в голову, что его сомнения по поводу того, стоит ли покидать мастерскую, на что он соглашался лишь ради кружки пива в ближайшем кафе, куда ходили только местные жители, были вызваны чем-то иным, кроме желания проводить с ней время в постели.

— Конечно. У меня ужасная репутация. И мне меньше всего хотелось бы, чтобы ты стала предметом досужих сплетен из-за того, что кто-то видел, что ты общалась со мной… слишком вольно.

— Похоже, ты забыл, что я никто. Я не вращаюсь в тех кругах, где любая сплетня может погубить мою репутацию.

— Вот тут ты ошибаешься, — сердито возразил Нейтан. — Я хочу сказать, — добавил он, с видимым трудом взяв себя в руки, — ты только подумай о том, что будет, если история о том, что у тебя был безумный роман с этим непристойным Нейтаном Хэркортом, дойдет до Стентон-Бассета. Ты будешь с позором изгнана из… из местного общества вышивальщиц.

Эми подумала, что это было вполне возможно. Если бы она была членом этого скучнейшего общества. Однако они не могли причинить ей особого вреда. Если бы кто-нибудь попытался сделать ее жизнь в Стентон-Бассете невыносимой, она бы просто уехала.

Собственно говоря, это была неплохая мысль. Все равно, если Финелла выйдет замуж за своего престарелого Ромео, прежней жизни придет конец. И, судя по всему, дело к тому и шло. Эми не питала сентиментальной привязанности ни к скромному дому, доставшемуся ей от тети, ни к своему тихому и скучноватому маленькому городку. Она могла бы купить себе куда более удобное жилище. Например, где-нибудь на море.

К ее удивлению, Нейтан поднялся на ноги и задумчиво вернулся к своему мольберту. Впрочем, он удивил Эми еще раньше своей заботой о ее репутации, тогда как своей не придавал никакого значения. Из того, что она читала о нем, особенно в последние недели перед тем, как его демонстративно исключили из его партии, Нейтан устраивал скандалы чуть ли не нарочно.

Надо быть начеку, иначе можно подумать, что Нейтан проявляет заботу о ней. То, что он не стал совращать ее в юности и сделал ей предложение, когда понял, что она девственница, еще не означало, что она значит для него что-то особенное. Это означало лишь то, что у него есть совесть. Что он не такой закоренелый ловелас, каким представляли его газеты.