Проход в электростанцию находился в средней части объекта. Подрагивали трубчатые перила, винтовая лестница спускалась в полумрак. Уваров погрузился в каменный мешок и через минуту оказался в сумрачном машинном зале, где работали дизельные генераторы. Тут царил страшный шум, сновали личности в комбинезонах. Кабели тянулись по стенам, убегали за пределы станции.

Задерживаться здесь не было смысла. Алексей получил представление об объекте. Дальнейшее присутствие здесь становилось опасным. Тут имелась своя служба безопасности. Рано или поздно она должна была заинтересоваться им.

Уваров поднялся на поверхность. Сумерки уплотнялись, но темнота еще не пала. Из полумрака доносилась песня на русском языке. Сначала он не поверил своим ушам, потом разобрался.

На объект с востока через распахнутые ворота между холмами вливалась крупная воинская часть. Солдаты в немецких касках и шинелях грузно двигались в колонну по три. Поблескивали шевроны на рукавах, синий крест на белом фоне.

«Мы идем широкими полями На восходе утренних лучей. Мы идем на бой с большевиками За свободу Родины своей»,

– разносилось по морозному воздуху.

Да, часть действительно была боеспособной. А гимн РОА был написан еще в сорок третьем году. Он стал визитной карточкой армии предателей, в которой, невзирая на потери, к началу сорок пятого года скопилось больше ста тысяч вооруженных головорезов.

Колонна с песней входила в укрепрайон. Солдаты двигались грузно, но уверенно, бренчала амуниция. Они проходили мимо и даже не смотрели по сторонам. Угрюмые небритые лица, кто-то прихрамывал, но держал строй.

Суровый боевой марш надрывал барабанные перепонки.

«Марш вперед, железными рядами, В бой за Родину, за наш народ! Только вера двигает горами, Только смелость города берет!»

Полк разворачивался на пустыре между рядами колючей проволоки. В нем было не меньше тысячи штыков. По окрику командиров песня прервалась, бойцы выстраивались побатальонно. Вспыхнули прожекторы по краям плаца, высвечивались мучнистые лица.

Сквозь ворота ползли трофейные советские «Т‑34», украшенные нацистской символикой, несколько грузовиков. Тягачи тащили полевые орудия. Из штаба выходили офицеры. К ним устремился рослый военный в немецкой шинели и казацкой папахе, лихо вздернул руку в нацистском приветствии, стал докладывать.

Смотреть на это было противно. Эти мерзавцы будут стоять до конца, терять им нечего.

Алексей прошел через КПП и заспешил к своему «Даймлеру», тоскующему на краю стоянки.

Фрау Циммер еще не закончила работу, с усталым видом раскладывала инструменты.

– Герр Коффман? – Она подняла удивленные глаза. – Разве мы договаривались о встрече? Впрочем, вы плохо выглядите. Боюсь, мы имеем дело с новым рецидивом. Присаживайтесь, посмотрим, что с вами можно сделать.

Визит к дантисту не затянулся. Медсестры в кабинете не было, она уже убежала домой. Уваров передал радистке все, что смог собрать, сунул под десну кусок ваты и с миной стоика удалился.

Слежки за ним не было. Очевидно, контролирующие органы окончательно уверовали в его благонадежность.

В управлении было тихо, но штурмбаннфюрер Охман еще не ушел. Он сидел мрачнее тучи у себя в кабинете и мелкими глотками пил коньяк из фигуристой бронзовой стопки, украшенной готическим барельефом.

– Проходите, Коффман. – Штурмбаннфюрер отставил стопку. – Выпить не желаете?

– Благодарю, штурмбаннфюрер, но нет. Надышался на объекте, до сих пор голова трещит, алкоголь это только усилит. Предпочитаю выспаться. Плохие новости?

– Других в последние месяцы не бывает, – сказал Охман. – Честно говоря, не припомню, когда нас преследовали хорошие новости. Всем понятно, что дальше Мозерских укреплений русские не пройдут, но все равно неприятно. Танковый корпус Катукова вырвался вперед и продолжает взламывать нашу оборону. Вопреки прогнозам русские не выдыхаются. Если бы не препятствия, преграждающие им путь, они достигли бы города меньше чем за сутки.

«А так дойдут за трое», – прикинул Уваров.

– Ладно, это не имеет отношения к нашей работе, – сказал Охман. – Пусть военные выкручиваются. Я ценю, что вы нашли минутку, смогли забежать после работы в управление. О том, что вы наделали у поляков, Вакслер уже доложил. А на Айзевице вы тоже побывали?

– Да, штурмбаннфюрер. – Уваров лаконично описал ситуацию, сложившуюся на объекте, и закончил оптимистичной нотой: – Не понимаю, что там вынюхивала русская разведка. Эти укрепления ничем не отличаются от прочих. Возможно, мы ошиблись, и Беккера интересовало что-то другое. Или кто-то другой. Гарнизон был слабоват, но сейчас подошел целый полк Вахновского, так что…

Выражение его лица не укрылось от внимательного ока начальства.

– Не доверяете военным из Русской освободительной армии? – осведомился штурмбаннфюрер.

– Не доверяю, – признался Алексей. – И по праву считаю эту, с позволения сказать, армию сборищем ненадежных бандитов и мародеров, которые при первой возможности сбегут к неприятелю или поднимут мятеж в нашем тылу. Многие из них пошли к нам в услужение, боясь за свою шкуру. Это не секрет. Преданных и надежных людей там немного. Представьте, что будет, если полк откажется выполнять приказы, разоружит наши батальоны и беспрепятственно пропустит русских. Это же катастрофа, штурмбаннфюрер!

– Вы сгущаете краски, Коффман, – отмахнулся шеф. – Далеко не все русские части склонны к разложению. Насколько нам известно, Вахновский ведет свой полк от восточных границ Польши, уберег его от серьезных потерь, ни разу не пускался в бегство. Да и к их командующему Власову у ОКВ нет серьезных претензий.

– Возможно, я не прав. Прошу меня простить. А что касается генерала Власова, то, уж извините, штурмбаннфюрер, предатель есть предатель. Неважно, на чьей он стороне. Власов хорош у микрофона, когда поливает помоями СССР, где, кстати, дослужился до генерала. Эффективно руководить войсками он не умеет или не хочет, я не знаю. Вспомните, кто такой этот Власов. Обласканный судьбой генерал, избежал репрессий, в сущности, не без талантов. Вспомните, благодаря кому мы не взяли Москву в сорок первом. Как ни крути, это был Власов. Именно его Двадцатая армия под деревней Красная Поляна остановила наш танковый корпус. Его войска заставили нас отступить от Солнечногорска и Волоколамска, когда Москва уже была почти наша. Власов получил уйму наград, пользовался расположением Сталина. Потом судьба от него отвернулась, и он застрял со своей Второй ударной армией в волховских болотах. Перебежал к нам, стал ярым противником большевизма. – Алексей брезгливо поморщился. – Не мне выносить оценки, герр штурмбаннфюрер, но сами понимаете. Предавший раз, предаст и вторично. Русские Власова, понятное дело, расстреляют, а вот англичане с американцами могут и пощадить. Где уверенность в этих людях? Кто такой Вахновский? Мы про него ничего не знаем. Как случилось, что он провел свой полк через мясорубку и обошелся без больших потерь? Понимаю, что у нас небогатый выбор, мы полагаемся только на то, что есть.