Жуглет воспевал имя и дела славного рыцаря из Доля — и на переполненных улицах, и в лагерях за пределами городских стен. Кроме того, он неутомимо пытался наладить личную жизнь Виллема: в домах, где собирались представители знати и рыцарства, он подстраивал ему встречи с привлекательными молодыми дамами. Не прошло, впрочем, и дня, как Виллем трижды продемонстрировал свою феноменальную неспособность флиртовать. Это, однако, ничуть не охладило пыл Жуглета в его стремлении подобрать другу кого-нибудь побогаче и посимпатичнее («Сам понимаешь, не для женитьбы, — объяснял Жуглет Виллему, — а просто для того, чтобы, когда мне и моим собратьям по ремеслу придет пора обессмертить в балладах твои деяния, можно было представить тебя блестящим кавалером»).

Кроме того, менестрель взял под свой контроль распорядок Виллема. Он настаивал на том, что в оставшиеся два подготовительных дня тот должен все время быть на виду. К этому времени, куда бы они ни шли, в разговорах то и дело упоминалось имя рыцаря из Доля, что породило шуточное разногласие между ними. С точки зрения Виллема, громкая шумиха, поднятая вокруг него Жуглетом, ни к чему хорошему привести не могла, а для Жуглета, напротив, достигнутая известность служила подтверждением того, что его усилия не пропали даром.

Утром накануне турнира, однако, возникло непредвиденное осложнение — как следствие столь безудержного прославления.

Туман и солнце без особой любви, но соединились, породив в итоге насыщенное тяжелой влагой утро. Конрад явился посмотреть, как будет протекать тренировка оруженосцев. Королевская свита к этому времени разрослась до колоссальных размеров: ее пополнили множество старых друзей Конрада, явившиеся в город специально ради турнира и расхаживающие повсюду в украшенных королевской символикой нарядах. Посланец Николас, незаметно соскользнув с заполненной народом зрительской платформы, переместился поближе к тренировочной площадке и уселся на землю рядом со своим товарищем по вечному подшучиванию над всем и вся, Жуглетом. Они шепотом обменивались неприличными остротами по поводу почти каждого юноши на поле, периодически разражаясь таким громким хохотом, что их несколько раз одергивали — сначала Виллем, а под конец и сам Конрад. После королевского выговора друзья пару минут с усмешкой смотрели друг на друга, сохраняя демонстративное молчание, а потом Жуглет вновь обратил взор на поле.

Через некоторое тщательно отмеренное время Николас притронулся к руке Жуглета тем особым легким и нежным жестом, к которому молодой красавец менестрель, к сожалению, привык. Но от Николаса это исходило впервые.

Пораженный, Жуглет сверкнул взглядом на посланца.

— Николас…

Тот убрал руку и с невинным видом положил ее на сухую красноватую землю.

— Прошу прощения, ошибся, — спокойно сказал он и тут же с головой ушел в созерцание тренировки.

Жуглет, который был слишком удивлен, чтобы просто так оставить эту тему, произнес твердо, но с легким оттенком тревоги:

— Ты же знаешь, что я не…

— Я знаю, что ты был не… — поправил его Николас. — Мне показалось, что мелодия переменилась. С недавнего времени.

Жуглет, не понимая, смотрел на него.

— Мой интерес к дамам остался неизменным.

— Возможно. Изменился лишь твой интерес к мужчинам.

— Что?! С чего ты взял?

— Может, из-за этого.

Николас кивнул в сторону разминавшегося на поле Виллема.

Тот, без рубашки, весь потный от жары, выглядел очень эффектно.

Жуглет был настолько ошарашен, что несколько мгновений сидел, молча разинув рот, а потом разгневанно выпалил:

— Что за нелепость!

Николас, по-прежнему не сводя взгляда с поля, пожал плечами.

— Как тебе угодно. Но я ни разу не видел, чтобы какое-нибудь предприятие захватывало тебя до такой степени, как это. Я подумал, что ты пал жертвой собственного энтузиазма.

Жуглет рассмеялся своим характерным смехом, откидывая назад голову и по-совиному ухая.

— Ничьей жертвой я не пал. — И потом, немного успокоившись, добавил заговорщицки: — Впрочем, признаюсь, я питаю слабость к Линор.

Николас кивнул, по-прежнему улыбаясь.

— Да, я видел твой старый фидель, когда был там. Я еще подумал, нет ли за этим истории.

— Никакой истории. Я просто имел в виду, что если иной раз я веду себя странно с ним, то лишь потому, что в этот момент он напомнил мне ее.

— Что ж, может, и так. — Николас иронически усмехнулся и, усевшись, изящным движением стряхнул пыль с пальцев. — Наверное, его загорелая мускулистая спина напоминает тебе ее загорелую мускулистую спину. Ну конечно же.

— Не будь такой сволочью, — нахмурился Жуглет. — Мир полон мужчин, которыми я открыто восхищаюсь, но с которыми поддерживаю абсолютно невинные дружеские отношения. — Пауза, почти насмешливая. — С тобой, например.

— Со мной? — Всем своим видом выражая непричастность к чему-либо вроде невинной дружбы, Николас еще раз сделал двусмысленный жест, который и стал причиной этого разговора. — Нет, Жуглет, это не про меня.

— Я говорил о своем отношении к молодым людям.

Выведенный из равновесия Жуглет ожесточенно скреб пяткой по сухой земле.

— А-а! — протянул Николас. — Но как я только что продемонстрировал, не следует сбрасывать со счетов и их отношение к тебе.

Последовал момент растерянности, после чего Жуглет неловко рассмеялся.

— Намекаешь на Виллема? Ты с ума сошел? Мы дни и ночи строим планы, как бы найти ему даму сердца.

Николас, сопровождая свои слова самодовольной, победоносной улыбкой, прошептал:

— И все же он проводит гораздо больше времени с тобой, строя эти самые планы, чем на практике завоевывая женские сердца. Если так пойдет и дальше, думаешь, этого никто не заметит?

Небрежным кивком он указал на папского нунция.

Жуглет сначала опешил, потом насторожился и негромко сказал:

— Понял. Спасибо.

В последнее время Маркус всякий раз, когда выдавалась такая возможность, посещал, сопровождая своего господина, тренировки оруженосцев. Обычно во время занятий он неотрывно следил за графом Бургундским, который, в свою очередь, не сводил взгляда с Виллема из Доля. Апофеозом этих наблюдений становились припадки ужаса: Маркусу виделась со всеми порнографическими деталями сцена брачной ночи Виллема и Имоджин, в процессе которой муж понимал, что его жена не девственница.

Однако сегодня его внимание привлек Павел: этот духовный деятель изрядно наметал глаз, высматривая, чем занимаются Жуглет и Николас, и сейчас он тоже углядел их на склоне холма, занятых оживленной беседой.

Маркус по давно усвоенной привычке посмотрел на Конрада, ища руководства к действию. Папский нунций беспрерывно выискивал трещины в нравственной броне двора. И Маркус, и Конрад знали, что позиции Николаса уязвимы; с недавних пор, после очередного строгого предупреждения, Николас стал осторожнее, но иногда — как, например, сейчас — забывался.