– Аминь.

Уилли шумно вздохнул и, выпустив наши руки, полез в задний карман джинсов. Достав носовой платок, он вытер лицо и спрятал платок обратно.

Еще никогда мне не доводилось видеть, чтобы взрослый мужчина плакал.

После ужина Лорна подставила к раковине маленькую скамеечку. Я встал на нее с полотенцем в руках и вытирал посуду, которую она мыла. Закончив с посудой, мы вышли на веранду и сели в качалки, а Уилли задержался, доставая что-то из нижнего отдела холодильника. Наконец он тоже вышел на улицу с тремя стаканами шоколадного пудинга «Джелло». Сняв крышки, Уилли раздал нам десерт. Некоторое время мы качались в качалках и ели пудинг, и Уилли показал мне, как продавливать его сквозь зубы, чтобы они стали коричневыми и страшными, как у мертвеца.

– Это нехорошо, Лайам, – сказала Лорна. – Не надо учить его таким вещам.

В ответ он рассмеялся своим глубоким смехом, который уже начинал мне нравиться, а потом сильно запрокинул голову назад, чтобы было удобнее вылизывать стакан изнутри.

Это был замечательный вечер.

Когда настало время ложиться спать, меня отвели наверх и показали мне мою комнату, которая располагалась в передней части дома – через коридор напротив их спальни. В комнате стояла небольшая кровать и комод с зеркалом. Потолка не было: потолочный вентилятор крепился прямо к стропилам, а выше виднелся испод жестяной крыши.

Спать мне не хотелось, но меня уложили, подоткнули одеяло и погасили свет, оставив дверь полуоткрытой. Должно быть, Уилли поговорил с моими прошлыми приемными родителями или с кем-то в приюте, иначе откуда бы он узнал, что мы, сироты и найденыши, спим мало и плохо. Днем мы еще как-то держимся, но ночью нам бывает особенно тяжело: темнота и тишина – время воспоминаний и вопросов, на которые нет ответов.

Услышав, как внизу хлопнула входная дверь, я выскользнул из постели и подкрался к окну. В свете луны я хорошо видел Уилли, который вышел во двор, подобрал с земли шланг и вставил в него наконечник-разбрызгиватель. Потом он включил воду и направил шланг вверх – как раз на тот угол дома, где находилась моя комната. Вода из разбрызгивателя взлетала вверх по высокой дуге и десятками, сотнями капель падала на жестяную крышу моей комнаты. Под их монотонный, мерный перестук я очень быстро уснул, а проснулся только десять часов спустя.

Я спал как мертвый и впервые за долгое, долгое время не видел никаких снов.

Остаток дня я провел в редакции в своем рабочем кабинете. Рассеянно поглядывая в окно на здание суда, я работал со своими источниками, не отнимая от уха телефонной трубки и время от времени делая пометки в блокноте. К ужину я собрал достаточно материала для колонки. Ред проглядел мои записи, сделал два или три исправления и кивнул.

– Иди работай. И не забудь: на будущей неделе мне нужно продолжение.

На следующее утро я снова встал еще до рассвета. Бесшумно выскользнув из комнаты над амбаром, где спала Томми, я пересек двор и вошел в кухню, где дядя и тетя Лорна пили кофе. Дядя был одет, как он обычно одевался на работу, на тете были домашние тапочки и старый халат. Перед ней лежала раскрытая чековая книжка, в которую она вклеивала контрольные марки, предварительно лизнув их обратную сторону кончиком языка. Дядя ел рулет с корицей, щедро засыпая крошками свежую газету. Увидев меня, он затолкал остатки рулета в рот и, развернув газету на сто восемьдесят градусов, протянул мне, выразительно подняв брови.

НЕМОЙ РЕБЕНОК: ЧУДО И ТАЙНА

Четыре дня назад рядом с железнодорожным переездом на шоссе 99 местная пожарная служба обнаружила искусанного муравьями мальчика лет восьми, одетого только в обрезанные джинсы. В настоящее время мальчик известен властям как Джон Доу № 117. Накануне та же пожарная служба выезжала на переезд по вызову машиниста товарного поезда, протаранившего застрявшую на рельсах зеленую «Импалу» 1972 года выпуска. В результате столкновения погибла неизвестная женщина.

Власти не считают происшествие самоубийством, поскольку никаких следов записки обнаружить не удалось. В то же время у следствия есть основания полагать, что мальчик, которого на следующий день нашли на шоссе, находился в салоне машины непосредственно перед катастрофой и был выброшен (или выпрыгнул) оттуда за считаные секунды до того, как водитель направил автомобиль на рельсы.

В больнице, куда доставила мальчика пожарная служба, на его теле обнаружили многочисленные следы, которые свидетельствуют о том, что безымянный малыш, которому сейчас не больше десяти лет, на протяжении долгого времени подвергался жестокому обращению. Лечащий врач заявил нашему корреспонденту следующее:

«Самой главной особенностью поступившего в нашу больницу ребенка является то, что он не может говорить».

Следует, однако, заметить, что мальчик с успехом компенсирует свою неспособность к вербальному общению с помощью блокнота, в котором он точно и весьма достоверно изображает различные предметы и людей, проделывая это со скоростью и сноровкой профессионального мультипликатора. Одна из медсестер сказала, что мальчик – настоящий вундеркинд. «Ничего подобного я в жизни не видела, – добавила она. – Этот ребенок рисует, как да Винчи».

Служба шерифа, которая ведет это дело под надзором окружной прокуратуры, уверена, что погибшая в автокатастрофе женщина не была матерью мальчика. Выяснить ее личность пока не удалось, однако расследование в этом направлении продолжается.

Как сообщила газете представитель офиса окружного прокурора мисс Мэнди Паркер, попытки установить имя и место рождения мальчика по общенациональным базам данных пока не принесли результата. «Это означает, что о его исчезновении никто не заявлял, – сказала она в беседе с нашим корреспондентом, – что само по себе говорит о многом. Большинство родителей обычно замечают, если ребенок отсутствует дома в течение пяти дней или дольше».

Учитывая вышеперечисленные обстоятельства, Департамент охраны детства совместно с окружной прокуратурой обратились к властям штата с просьбой как можно скорее поместить Джона Доу № 117 в соответствующее патронажное учреждение. Эта мера вкупе с возможным решением суда о лишении родителей мальчика родительских прав, которого также добиваются вышеупомянутые инстанции, представляются не только совершенно правильными, но и необходимыми, поскольку тело ребенка сплошь покрыто шрамами от ударов и сигаретных ожогов. Это – неопровержимые свидетельства жестокого обращения, объектом которого восьмилетний малыш оставался на протяжении достаточно длительного времени. Насилие, которому он подвергался, несомненно, подействовало и на его память. Джон Доу № 117 не помнит своего имени, не знает, откуда он родом, и не может назвать имен своих родителей или воспитателей – если этим словом можно назвать тех, кто подвергал его регулярным жестоким пыткам и издевательствам. На вопрос, как его обычно называли окружающие, мальчик написал в блокноте только одно слово – «сопляк».