Дженни судорожно обвела глазами пассажиров, буквально пожиравших ее внимательным и любопытствующим взором.

— Что она сделала, мамочка? — пискнула маленькая девчушка. — Что-то плохое?

— Ну так что же, Дженни?

— Вы вовсе не должны никуда идти с ним, мисс, — галантно заметил из-за спины Кейджа водитель. Не могло быть и речи о том, чтобы он позволил какому-то негодяю, по всей видимости посмевшему поднять руку на жену, забрать свою жертву из его автобуса.

Дженни взглянула на Кейджа. Его губы были твердо сжаты, глаза сияли желтоватым пламенем. Он казался недвижимым, как Гибралтарская скала. Он не уступит, а она не хотела брать на себя ответственность за драку в междугороднем автобусе.

— Ну хорошо, хорошо. Я иду. — Она протиснулась к проходу, схватив свой маленький чемоданчик. — У меня есть еще одна сумка в багажном отделении, — мягко сказала она водителю, ощущая себя весьма неуютно под взглядами пассажиров автобуса.

Втроем они вышли наружу, и водитель открыл дверцу багажного отделения внизу автобуса. Потянувшись за ее чемоданом, он спросил:

— Вы уверены, что хотите пойти с ним? Он ведь вас не обидит?

Она успокаивающе ему улыбнулась:

— Нет, нет. Все совсем не так. Он не причинит мне никакого вреда.

Бросив на Кейджа гневный, обвинительный взгляд и пробормотав что-то о гонщиках-маньяках, он снова вскарабкался в свой автобус. Секундой спустя автобус уже мчался по трассе, а все его пассажиры, повернув назад головы, следили за оставшейся на обочине парочкой.

Дженни посмотрела на Кейджа. Потом со значительным шлепком бросила на дорогу свой чемодан.

— Прекрасно, просто замечательно… Неплохой трюк, мистер Хендрен. Только интересно, чего вы хотели этим достичь?

— Именно того, чего и достиг. Извлечь тебя из этого автобуса и не дать сбежать, словно испуганному кролику.

— Возможно, я и есть кролик! — воскликнула она, давая волю слезам, душившим ее еще с момента сцены в пасторском доме.

— Что было у тебя на уме, Дженни? Ты хотела сбежать в Даллас и сделать аборт?

Она сжала руки в маленькие кулачки:

— Как ты мог даже предположить такое!

— Тогда что? Какие твои намерения? Ты собиралась родить ребенка и отдать его?

— Нет!

— Спрятать его? — Он шагнул к ней ближе. Ее ответ на следующий его вопрос значил для него многое. — Ты не хочешь этого ребенка, Дженни? Ты стыдишься его?

— Нет, нет, — простонала она, закрывая живот обеими руками. — Конечно, я хочу его. Я уже люблю его.

Кейдж облегченно расправил плечи, однако в его голосе по-прежнему звучали сердитые нотки.

— Тогда зачем ты трусливо бежала отсюда?

— Я просто не знала, что мне делать. Твои родители дали мне ясно понять, что мне у них не место.

— И что?

— Что? — Она вскинула руку в сторону умчавшегося междугороднего экспресса. — Не каждый обладает достаточной смелостью или безумием, чтобы преследовать междугородний скоростной рейсовый автобус. Или мчаться со скоростью чуть меньше ста пятидесяти километров в час на мотоцикле по шоссе. Я не могу быть такой, как ты, Кейдж. Тебя не волнуют городские слухи. Ты живешь в свое удовольствие. — Она развела руками. — Я не такая. Меня, представь себе, заботит то, что люди обо мне подумают. И я боюсь.

— Чего? — поинтересовался Кейдж, воинственно выставляя вперед подбородок. — Города, полного ограниченных умишек? Да какой они могут причинить тебе вред? Что они сделают? Будут распускать о тебе слухи? Презирать тебя? И что с того? Ты справишься гораздо лучше, если вообще обойдешься без людей, способных на это. Или ты боишься того, что они очернят имя Хола? Я тоже не хочу, чтобы некоторые справедливые предположения марали его память. Но Хол мертв. Он никогда ни о чем не узнает. А дело, которое он затеял, будет продолжаться. Ты же, наверное, и сама поняла это, когда занималась организацией сети помощи политическим беженцам. Ради бога, Дженни, не суди себя строго. Ты сама — свой самый большой враг.

— И что ты предлагаешь мне делать? Вернуться к тебе в офис на работу?

— Да.

— Ага, и щеголять моим положением?

— Гордиться им.

— Зная, что моего ребенка будут обзывать обидными прозвищами всю его жизнь?

Кейдж твердо указал пальцем на ее пока еще плоский живот.

— Любой, кто скажет об этом ребенке хоть одно плохое слово, серьезно рискует жизнью.

Она почти улыбнулась его свирепости:

— Но ты же не сможешь постоянно быть рядом с ним, чтобы защитить. Ребенку нелегко будет расти в маленьком городке, где всем известно его происхождение.

— Думаешь, ему будет легче расти в большом городе, где его мать вообще никого не знает? К кому ты сможешь обратиться за помощью, Дженни? По крайней мере, враждебные лица, окружающие тебя в Ла-Боте, знакомы тебе.

Это было правдой. Дженни не хотела признать, насколько переезд в другой город без денег, работы, места для ночлега, без друзей и родственников ужасал ее.

— Тебе не кажется, что настало время показать свой характер, Дженни?

Она вскинула голову.

— Что ты имеешь в виду? — строго спросила она.

— Ты позволяла другим людям принимать за тебя решения с тех пор, как тебе исполнилось четырнадцать.

— Мы уже говорили об этом несколько месяцев тому назад. Я попыталась взять свою судьбу в свои руки. Взгляни, что я наделала, в какой грязи, в каком хаосе я очутилась…

Он выглядел оскорбленным.

— Мне показалось, ты сказала, что та ночь любви была лучшей в твоей жизни. Твой ребенок будет живым подтверждением ее. Неужели ты и вправду считаешь это хаосом и грязью?

Она наклонила голову и прижала руки к животу.

— Нет. Это было прекрасно, замечательно. Я благоговею при мысли о ребенке. Благоговею и склоняю голову перед таким чудом.

— Тогда сохрани это ощущение. Возвращайся в Ла-Боту со мной. Роди этого чудесного ребенка и смотри свысока на всех, кому это не понравится.

— Даже на твоих родителей?

— Их реакция на твои слова сегодня была всего лишь механическим ответным рефлексом. Они, несомненно, еще одумаются и примут тебя.

Задумчиво она уставилась в ночную тьму:

— Полагаю, ты прав. Я не смогу найти будущее для себя и ребенка. Я должна его сотворить сама. Правильно?

Он усмехнулся и одобрительно показал большой палец:

— Лучше и не скажешь.

— Ах, Кейдж, — вздохнула Дженни, опуская руки. Она внезапно ощутила, что силы полностью ее покинули. — Как я тебе благодарна.

Кейдж повернулся к ней, скрипнув ботинками по гравию. Обняв ее, он провел пальцами по ее скулам.