И тогда Орехов уволился.

Но разговоры не прекратились. Славик передавал их Гене, очень похоже передразнивая то секретаршу, то плановичку, то кладовщицу.

Потом был развод, после которого даже последние враги Орехова прониклись к нему жалостью. Кого не потрясет человеческое коварство? Каждому приходилось встречать скандальных и склочных женщин. Ничего приятного в этом нет, но понять их все-таки можно. Не от хорошей жизни портится характер: гулящие, пьяные, ленивые, грубые мужья или глупые, капризные дети плюс работа, плюс очереди – да мало ли причин, в конце концов, обыкновенная зависть или глупость. Ну сорвалась, наскандалила, написала жалобу, изменила… Всякое может случиться. Но чтобы вот так, по-змеиному терпеть и притворяться много лет, рассчитывая наперед каждую мелочь в ожидании подходящего момента… Ведь что она сделала. Орехов построил дачу. Правдами или неправдами – это уже другой вопрос. Но мужик крутился как заведенный – все видели, все знают, одних помощников больше десятка наберется. Например, Сережа рассказывал: «Пожаловался я Борису, что на рыбалке давно не был. А тот, приезжай, мол, ко мне на дачу, там речка в семи километрах, мужики хариуса ведрами таскают. Я и уши развесил. Приезжаем. Надо червей добывать. Бориска помощь предлагает, гостеприимный, как горец. Берем по лопате и на огород. А куда же еще идти за червями – все логично, все по науке. Пока искали этих беспозвоночных, половину картофельного поля вспахали. Борис, в благодарность, банку рябиновой настоечки выставил и сам за компанию приложился. Опять же – логично. Только рыбалка накрылась. Пьяный за руль он не сел. А я с расстройства и вторую половину участка перекопал». Сережа, конечно, присочинил, однако суть передал точно – Борис просто так на дачу не приглашал. Побывали там многие, но никто не встречал там жены Орехова, этакая сугубо мужская обитель. И вдруг она по суду переходит к женщине. На самом что ни на есть законном основании. Орехову и претендовать не на что. Его вклад в постройку минимальный. Он всего-навсего рабочая сила, которую жена могла нанять на стороне, и весьма недорого. А вот материалы были приобретены без его помощи. Все это подтверждается документами. И брус, и доски, и шифер, и гвозди, и цемент для фундамента, и транспорт – оплатила она. Да и не дача это вовсе, а домик в сельской местности для мамы-пенсионерки. Мама в нем и прописана. Ей нужен свежий воздух, в городе она задыхается. Так что претендовать на домик у Орехова нет ни юридических, ни моральных прав. Подумала она и о машине. Загодя подумала. Когда покупали и не хватало двух тысяч, деньги занимали опять же у бедненькой мамочки. И теща не постеснялась взять расписку у любимого зятька. Расписка, которую Орехов считал давно потерянной, неожиданно выплыла на суде. Жена простила ему долг, сделала красивый жест, произвела эффект, но машину потребовала себе, потому что не может обойтись без личного транспорта, и это не каприз, не тяга к роскоши, а жизненная необходимость – у нее и ноги больные, и одинокая мать в пригороде. Права на вождение может предъявить в любой момент. С документами у нее всегда порядок. Потом уже выяснилось, что она заранее проконсультировалась, узнала, что без прав машину отсудить труднее, и пошла учиться: терпеливо вызубрила правила уличного движения, материальную часть, научилась водить – и все это украдкой, без лишнего шума. Забрав себе дачу и машину, жена согласилась, что на одну из комнат в их квартире Орехов имеет право, пусть врезает замок и приводит девку, если потерял остатки совести, если ему безразлично, кем вырастет его сын, насмотревшись на этот разврат.

Орехов спрятался от позора на ТЭЦ, где его никто не знал. После развода он сразу расписался с Леночкой и жил в квартире ее родителей, со старыми знакомыми старался не встречаться. И вдруг – позвонил.

– Борис задерживается, но игра продолжается, – напоминает Бельский.

– Ну что ж, если прикуп бросить не в кого, пишите мне в гору. Не повезло сейчас, повезет на следующей темной.

Гена не просто храбрится, не строит из себя лихого картежника, он говорит искренне, он уверен, что должен выиграть. Имея на руках четыре взятки, он торгуется до семи, надеясь, что в прикупе его ждут недостающие тузы.

– Так нельзя, молодой человек, – сердится Олег Васильевич, – мало того что вы проигрываете сами, но вы и другим не даете играть.

– На то она и игра, – оправдывается Гена, не понимая претензий. – Я ведь не мухлюю, я иду на риск и рискую своим.

– Рисковать надо красиво и в пределах этики.

Гена снова не понимает, что имеется в виду, при чем здесь этика, прикидывает, как бы прояснить намек, но Бельский влезает с назиданиями.

– Ты, Гена, случайно не в компании Тарасова учился играть?

– Нет, – настороженно отвечает Гена.

– Странно, у них тоже принято буром переть. А в приличном обществе принято уважать соперников. При случае посмотри на игру Вадима Демидова. Вот у кого надо учиться высшему пилотажу.

Бельский ему никогда не нравился, это он перенял от Бориса, а у того нюх безошибочный. Гена пока вообще не может обойтись без ореховских оценок и сам, конечно, приценивается, тренирует глаз, но свериться не забывает. Того же Демидова Борис не очень любил, но уважал всегда. И Гена спрашивает:

– Кстати, где сейчас Вадим?

– В командировке.

– Жаль.

– Что так, вы вроде бы в друзьях не ходили? – Бельский и удивлен, и заинтригован.

– Шабашка для него есть.

– Станет он пачкаться с твоими самоварами.

– Он почти обещал.

Демидов ему ничего не обещал, у них и разговора не было, но Гена видит, как оживился Бельский при упоминании о шабашке, и сказочка о разговоре с Демидовым появляется сама собой, трудно удержаться, чтобы не поддразнить, не пощекотать чужие нервы, а заодно и показать свой вес.

– Не похоже на Вадима, – сопротивляется Бельский.

– Почему же, с оплатой я договорился, а за приличные деньги можно нанять любого специалиста.

– Что же ты своего учителя не привлечешь?

– Бориса имеешь в виду?

– У тебя здесь один наставник был.

– Ему теперь некогда. Видишь, даже сегодня договорились о встрече, а он задерживается.

– На производстве работенка похлопотнее, – смеется Олег Васильевич. – Там в рабочее время своими делишками заниматься не позволят. Это я вас баловал. Как, Гена, не жалеешь, что ушел?

– Нужда заставила. Сначала угол надо было получить, теперь отрабатывать приходится. Но там и свои плюсы находятся. Могу, например, шабашку для хорошего человека организовать. Или еще кое-что.

Что именно – он и сам не знает, но не в этом дело. Ему хотелось поднять себя в глазах бывшего начальства, и он своего добился. Удочка заброшена, теперь надо поводить приманку перед носом и вовремя отдернуть, чтобы потом действовать наверняка.

Когда Олег Васильевич предлагает выпить чаю, Гена идет за водой. Бельский догоняет его в коридоре и предлагает свою помощь, если Вадим вдруг откажется. Гена манежит. Не говорит ни да, ни нет. Собственно, и время-то для окончательного ответа не подошло, и шабашка еще под вопросом, она вообще может сорваться, но очень уж ему интересно наблюдать за Бельским. Давно ли ставил Демидова в пример, а теперь уже уверяет, что человек он ненадежный, способный в любой момент закапризничать. Гена ждет, когда усомнятся и в знаниях Вадима. Но Бельский не так прост.