– Я хорош в том, что француз?

Он расслабился и улыбнулся. Казалось, он хочет опять поцеловать ее.

Но ее ярость еще недостаточно стихла.

– Ну… ты галантный и немного игривый и стремишься защищать людей. Разве ты не обращался бы точно так же с любой женщиной, которая бы работала у тебя? Думаю, да.

Она права. В кухнях он был предохранительным клапаном – только он, один за всех, как говорится, мог подкалывать Люка, поскольку его ответы были Патрику как с гуся вода. Патрик мог вмешаться как раз тогда, когда кому-то была необходима его помощь. В нужный момент он помогал не только Саре, но и опытным су-шефам, например, Ною. Да что уж там, она была уверена, что видела, как он бросался на помощь самому шефу Леруа…

…а еще посылал ему воздушные поцелуи и подмигивал, желая подразнить…

Правда, она не видела, чтобы он дул на обожженные руки других поваров. Наверное, никогда не дул. Но ей всегда казалось, что к ней он относится… чуть нежнее? Может, это было потому, что он просто привык вести себя так с женщинами.

– Очень редко женщина добивается возможности попасть в наши кухни, Сара. Это каторжная карьера, и в первоклассных кухнях к женщинам относятся свысока, даже пренебрежительно. Но я не флиртовал ни с одной, нет. Такое поведение, – он поморщился, и его рот скривился, – второго по старшинству повара было бы отвратительным. Ты согласна?

– Так ты сексуально домогался меня!

Сара была ошеломлена. По-настоящему. Сколько раз ей казалось, что он флиртует с ней просто ради веселья, так же, как потом дразнит Люка! И вот теперь стало ясно, что ничего ей не казалось – это он заставлял ее думать, что она все выдумывает.

– Причем совершенно незаметно, ведь ты решила, что я просто француз, – уточнил он, смущенно улыбаясь.

Она смерила его взглядом, и ее брови сошлись.

Внезапно Патрик повернулся и, увлекая Сару за собой, подошел к еще закрытой двери дорогого ювелирного магазина.

– Только это я и мог делать, Сара, не разрушая твои шансы добиться того уважения, которое ты хочешь получить. Но пока моя защита не причиняет тебе больше боли, чем обида, от которой я хочу тебя оградить, то я был бы счастлив защищать тебя ото всех, кроме одного человека. И это я. Мне немного сложно защищать тебя от меня, Сара. Но я рад, что ты считаешь меня галантным.

Он пригнулся к ней, будто собираясь поцеловать. Губы Сары раздвинулись…

Но вместо этого он взял ее руку в перчатке и поднес к губам, поцеловал костяшки ее пальцев, сложил губы трубочкой, послал воздушный поцелуй, подмигнул, прижал рукой ее плечо к дверному косяку и выпрямился.

А чтобы никто не смог увидеть их вместе, спокойно направился по тротуару к отелю.

После работы Сара не отправилась в безумный поход по магазинам, чтобы изменить свой стиль, потому что уже много лет прекрасно знала, в чем выглядит лучше всего – в простом, строгом облегающем платье из темно-синего шелка. Но надо было решить проблему с волосами. Сделать элегантную, высокую прическу? Расчесать щеткой, чтобы они, шелковистые и гладкие, ниспадали по сторонам лица? А если Патрик… А вдруг его большие мозолистые руки зароются ей в волосы и, перебирая их, скользнут вниз по затылку? Почему бы и нет? Если ему нравится, так даже лучше.

Она не купила новую обувь, и это единственное, о чем она пожалела, – и то только потому, что от ходьбы по вымощенным камнями тротуарам на ее любимых черных сапогах появились царапины. Но она начистила сапоги так хорошо, как только смогла.

Бывает, что какая-нибудь глупая мелочь превращает простой, обычный десерт в нечто особенное. Памятуя об этом, Сара решила добавить себе малую толику экстравагантности. Она решила надеть прекрасные черные сетчатые чулки, искрящиеся мелкими хрустальными стразами в виде ночных звездочек. Заметив такие чулки в ярко освещенной витрине по пути домой, она не удержалась и купила их, хотя они и были для нее дороговаты.

Она нанесла изящный, мерцающий макияж, а для обнаженных рук использовала супертонкий блеск, и они будто наполнились серебристым светом. Никто никогда не сможет понять, как это у нее получилось.

А потом она не знала, чем заняться, потому что приготовилась слишком рано. Ей быстро надоело просто сидеть и ждать. Она сняла чулки и, смыв прежний лак, очень-очень тщательно накрасила все двадцать ногтей – сначала на ногах, потом на руках.

Лак высох. Сара опять натянула чулки и сапоги. Звонок прозвучал, когда она застегивала вторую молнию.

И она впустила Патрика.

Он выглядел таким чистым и аккуратным, что его вид потряс ее. На нем был стильный черный смокинг с иголочки, под которым была такая же черная трикотажная футболка из тонкого шелка. Это был выбор уверенного в себе человека, которому никогда не приходило в голову, что он обязан удовольствоваться консервативной белой рубашкой. Мрачное сочетание черного с черным казалось сомнительным выбором для Патрика. Правда, такой фон удачно подчеркивал золото его волос. Он держался с легкой, спокойной уверенностью, и поэтому парадная одежда для торжественного вечера казалась столь же удобной для него, как джинсы и свитер.

Ей так отчаянно хотелось войти в театр под руку с этим мужчиной, красивым и надежным, обладающим природной сексуальностью! Но при виде него ее уверенность в себе исчезла, как построенный из песка за́мок, когда его смывает захлестнувшая пляж волна.

«Ох, не знаю… наверное, зря я не позволила себе купить те чудесные туфельки на шпильках»…

* * *

Когда Патрик увидел Сару его будто тряхнуло электрическим током. Он окинул ее взглядом, и его лицо засияло.

– Сара!

Вытянув руку, он обвел контур ее лица – очень осторожно, чтобы не задеть прическу, и замер. Его улыбка будто погружалась все глубже, разлилась по всему телу и по протянутой руке проникла в Сару.

Он взял ее за руку, которая показалась ему такой чистой, будто ее долго держали в ванночке с лимонным соком, чтобы смыть все следы кухни. Короткие ногти тщательно скруглены и отполированы, увлажненная кожа необыкновенно мягка – сделано все, что женщина, стремящаяся к совершенству, может сотворить с руками в ожидании самого невероятного в своей жизни свидания.

Патрик провел большим пальцем по ее ногтям, поднес руку к губам и поцеловал кончик каждого пальца – один за другим. Все до единого. Он все еще улыбался глубокой-преглубокой улыбкой, когда опустил ее руку и крепко охватил своей.

Сара же чувствовала себя совершенно разбитой, даже сил не было улыбаться. Его поцелуи будто вырвали ее сердце из тела, и вместо него там теперь было слабое, изнемогающее, сочащееся истомой нечто… и почему-то ей не казалось, что случилось что-то плохое… Пока еще не казалось, но, конечно, к тому времени, когда он выбросит за ненадобностью ее настоящее сердце, это слабое нечто заледенеет и станет ни на что не годным.