Можно, разумеется, ехать и без карты, не привыкать. Но… Предположим, дорогу я отыщу, это не сложно, а что потом? Искать стоянку, где погибли отец и сын? Я не уверен, что стоянка в том злополучном лесу одна-единственная, да и где она, эта стоянка? На лесной дороге, если отвернуть чуть в сторону, ничего уже не отыщешь. Нет, определенно нужен проводник. С этим я и пришел к Томасу.

– А зачем проводник? – удивился старик. – Сам провожу, здоровья хватит. Бывал я в тех местах.

– И как они тебе?

– Места-то? Поганые места, нечистая сила бродит. Шварцвальд, чего вы хотите? Умные люди там вообще не ездят, только торопыги да те, кому уж совсем-совсем невтерпеж. Торная дорога одна, по ней все и едут, а останавливаются лишь там, где кресты стоят. Вон, сунулся господин Александр… И чего его в лес понесло? – проговорил старик с досадой.

– Значит, в волков ты не веришь?

– Ну, господин Артаке, если бы дело было зимой, может, поверил бы. А летом? Волку летом зайцев хватает, да и не ходят они стаями летом. Зимой бы поверил, да и то… – махнул старик рукой.

– Согласен, – кивнул я. – Я бы тоже в волков не поверил – ни летом, ни зимой. Если бы рыцарь с сыном вдвоем шли, пешими. А тут купеческий обоз. Люди, костры… А больше всего меня штаны Йоргена-младшего убедили – не волки это.

– А что со штанами не так? – вскинул мохнатую бровь старик.

– Ну, сам-то подумай – человека сожрали, штаны не тронули. Целехонькие – ну, обветшали за пять лет, но словно хозяин их сам с себя снял. Разве так бывает? Волки бы от штанов и клочков не оставили.

– Может, – голос старика дрогнул, – вервольфы это? Господин Александр пошел до ветру, а тут его и укусили. Он в оборотня превратился, из штанов выскочил, а господин Йохан пошел сына искать, а его оборотни сожрали.

– Все может быть, – равнодушно отозвался я. – Поищем и оборотней.

– Господин Артаке, вы так говорите, словно вам и не страшно, – упрекнул меня старик.

– Я, Томас, в этой жизни много чего боюсь. Другое дело, что от моего страха сейчас толку мало. Вот съездим мы с тобой в Шварцвальд, посмотрим и там решим – бояться нам или нет. Вначале нужно тело Александра найти, а потом с оборотнями разберемся. Нет такого зверя, чтобы меча не боялся.

– Да где уж теперь найти, пять лет минуло, – протянул старик. – Если и были косточки, травой проросли.

– Да кто его знает, – повел я плечом. – Если призрак приходил, значит, он на что-то надеялся.

– Эх, господин Артаке, как же я всего этого боялся! – сокрушенно потряс старик головой.

– Чего – этого? – не понял я.

– Того, что правда всплывет, – пояснил Томас. – Ну кому она нужна, правда-то? Господина Александра не вернуть, чего теперь? Я ведь почему эти чужие кости в гроб положил? Боялся, что фрейлейн Кэйтрин сама пойдет брата искать, – признался старик. Добавил со вздохом: – Она такая.

– Это точно, – усмехнулся я. – Упряма твоя фрейлейн, как коза.

– Как козлушка! – поправил меня старик тем тоном, каким родители говорят о непутевых, но любимых детях.

Я уже собрался уходить, но заметил, что Томас мнется, силясь мне что-то сказать, но то ли боится, то ли стесняется.

– Хочешь чего-то спросить? – подбодрил я старика.

– Господин Артаке, вы человек бывалый – что там могло быть? Какая нечистая сила?

– Да кто его знает, – хмыкнул я. – Если честно – не очень я в нечистую силу верю.

– Это вы зря, – наставительно сказал старик. – Нечистая сила кругом живет, только мы ее не всякий раз видим. Расскажу как-нибудь, как меня нечисть по своему двору гоняла.

Томас ушел, а я вернулся в Вундерберг.

В мастерской мне пришлось объяснять, что карты нужно вставлять не в вычурные рамы, отягощенные резьбой и обильно позолоченные, а в самый простой багет, не шире одного дюйма. Столяр, кажется, удивился заказу, но отказываться не стал, ибо капризы заказчика – закон.

Из мастерской я отправился к господину Мантизу из рода Инсекта. Теперь мне уже не нужно было стоять около двери, отвечая на глупые вопросы. Я просто обогнул дом и въехал в широкий двор с коновязью.

– Порадую вас, господин Артаке, – потер ростовщик лапки. – У вас налицо превышение дохода над расходами – истратили пятьдесят восемь талеров, а заработали семьдесят шесть. И это притом, что я использовал лишь малую часть ваших средств. Вам интересно, куда я вложил ваши деньги?

– Боже упаси! – испугался я. – Я трачу, вы зарабатываете, а как вы их зарабатываете – не мое дело.

– Я так и думал, – опять потер лапки Мантиз. – Кстати, не хотите приобрести новую недвижимость? Недорого.

– Нет уж, спасибо, – засмеялся я. – Мне и одной хватило. Знать бы заранее, во что впутываюсь, – ни за что бы не приобрел.

– Наслышан, – закивал ростовщик. – Наслышан и поражен вашим благородством. Предложить руку и сердце дочери бывших владельцев – это нечто! Если бы вы чуть-чуть подождали, могли бы подобрать более выгодную партию. Или хотя бы более покладистую.

– Никакого благородства, сплошной расчет, – отозвался я, почти не кривя душой. – Мне все равно бы понадобилась экономка, управляющий. Теперь у меня есть и то и другое – и бесплатно!

– А вы шутник, господин Артаке, – тоненько засмеялся Мантиз. – Или вас теперь нужно называть Апфельгартен?

– Вы тоже шутник, господин Мантиз. Живого человека обзываете яблоневым садом.

– А не хотите ли превратить свою усадьбу в баронство?

– Зачем? – удивился я.

– Думаю, ваша невеста была бы счастлива. Я с ней сталкивался несколько раз. Насколько я помню, фрейлейн Кэйтрин очень гордится своей принадлежностью к дворянству.

– Даже слишком гордится, – усмехнулся я, оценив дипломатию Мантиза.

– Вы, как истинный аристократ, выше условностей, – склонил голову набок ростовщик. – Но ваша невеста, выйдя за вас замуж, лишается дворянства. Или она будет считать, что лишилась…

Пропустив мимо ушей последнюю реплику, поинтересовался:

– Господин Мантиз, вы уже не в первый раз именуете меня аристократом. Почему? В наше первое знакомство вы что-то говорили о руках?

– О, господин Артаке, тут целая наука! – важно заявил Мантиз. – Я начинал свою деятельность в самом низу, в роли младшего помощника собственного отца. Он меня научил – смотри на руки того, с кем имеешь дело. Человек может играть глазами, прятать лицо под маской или бородой, но его всегда выдадут руки.

– Руки могут быть в перчатках, – сделал я выпад.

– Не тогда, когда человек считает деньги, – отбил ростовщик мою атаку. – В перчатках это делать неудобно. Вы же согласны, что руки показывают профессию человека? Молотобойца выдают разбитые пальцы, у крестьянина они узловаты. Можно определить музыканта по нервным, я бы сказал – бегающим пальцам.