Сюда же добавим военную добычу мужчин. Материнское право уже не удовлетворяло мужчину. Он хотел оставлять своё имущество только своим, а не чужим детям.

При этом окончательно стала понятна невозможность браков не только между близкими родственниками, а между родственниками вообще.

Общество нуждалось в структурировании таким образом, чтобы его ячейкой стал небольшой коллектив, обладающий единственным лидером, который осуществляет стратегическое управление этой ячейкой. Лидер имеет право наказания и поощрения внутри этой ячейки, а сам несёт личную ответственность за свой небольшой коллектив. Племя структурировалось на небольшие коллективы с чёткой вертикалью власти и очевидной ответственностью.

Так возникла парная семья, которая через некоторое время, на закате варварства, превратится в семью патриархальную.

Групповой брак стал постепенно (довольно быстро) вытесняться парным браком. Последний характеризовался устойчивой парой, где функции главы семьи выполнял мужчина. Многожёнство и супружеская неверность мужчины хотя и допускались, но не приветствовались (и не были оправданы экономически, особенно многожёнство). От женщины же требовалась верность мужу, что гарантировало рождение детей внутри пары, а не от постороннего мужчины. В то же время парный брак мог быть расторгнут по желанию одной из сторон.

Появилось и ещё несколько тесно связанных между собой явлений, которые в конечном итоге стали двигателем развития как каждого человека в отдельности, так и общества в целом.

В период дикости племя, как мы знаем, состояло из семей, каждая из которых включала в себя нескольких женщин, нескольких мужчин и их общих детей. Численность такой семьи достигала несколько десятков человек (включая детей). Каждый такой коллектив вёл общее хозяйство и практически всей собственностью владел коллективно. Также коллективно осуществлялось снабжение пищей. В общем, коммунистическая идиллия всеобщего равенства, которой умилялись Руссо и Энгельс. Однако за привлекательным фасадом первобытных коллективных хозяйств (сокращённо — колхозов) таились большие проблемы. Кстати, именно с такими проблемами столкнулись колхозы Новейшего времени, например, в период коллективизации в СССР.

1. Коллективная деятельность автоматически приводит к тому, что ответственность за результат тоже распределяется на весь коллектив. Индивидуальная ответственность каждого члена «команды» размывается, оказывается как бы распределённой между всеми её членами. Меня прекрасно поймут те, кто занимается корпоративным управлением. Конечно, при тщательном контроле можно найти и лидеров, и аутсайдеров, но всегда можно уйти от ответственности, спихнув её часть на другого. В итоге все кивают друг на друга, и как бы никто не виноват. Итак, отсутствие личной ответственности в такой «командной» работе расхолаживает. Человек начинает трудиться спустя рукава. Даже если семья будет голодать, всегда можно успокоить свою совесть, сказав: «А в чём лично моя вина? Ни в чём. Все они (вы) виноваты не меньше меня!»;

2. Работа на «общий котёл» приводит к тому, что личный вклад человека также размывается. Допустим, ты очень ответственный, трудолюбивый, лезешь из кожи вон и делаешь две «нормы». Но если раскидать эту лишнюю «норму» на всю многочисленную семью, окажется, что благосостояние и сытость каждого человека повысились на три зерна. Твоя переработка — капля в море, хотя ты недосыпаешь, недоедаешь и насилуешь себя тяжёлой работой. Итак, незначительная роль личного результата каждого человека демотивирует его хорошо работать. Кстати, если вообще ничего не делаешь, то твоя недоработка из расчёта на всю семью также уменьшает её благосостояние и сытость лишь на кроху. Человек быстро понимает, что и безделье, и работа за двоих в конечном итоге приносят практически одинаковый результат. Конечно, совсем не работать нельзя. Во–первых, если все так будут делать, то семья станет голодать. Во–вторых, за демонстративную праздность можно получить по шапке. А вот если работать, но спустя рукава — будет самое то. И не надорвёшься, и с голоду не умрёшь;

3. Усреднённое распределение результата труда также демотивирует работать лучше всех и тем более придумывать что–то своё, дабы повысить результативность. Работаешь ли ты в поте лица, дремлешь ли в тени пальмы — на обед ты получишь ровно столько же похлёбки, сколько любой другой член семьи. Если ты изобретёшь супер–острогу, с которой не соскакивают самые большие рыбы, и наловишь больше всех, то на обед ты всё равно получишь столько же ухи, сколько твой глупый собрат, который ловит рыбу руками. Тогда зачем работать лучше всех, зачем что–то изобретать, если в результате ты не станешь более сытым, чем был вчера, или чем любой другой член твоей огромной семьи?

В итоге каждая семья жила на уровне, вряд ли сильно превышающем уровень физического выживания. Стимула для роста благосостояния семьи и каждого её члена не было. Также не было стимула придумывать что–то новое, развиваться. Научно–техническое, материальное, нематериальное развитие общества было близко к стагнации. Разумеется, находились люди, которые изобретали, открывали новые территории с более благоприятными условиями или просто менее опасные. Думаю, были и труженики. Но всё это были единичные случаи, которые не могли изменить ситуацию. Впрочем, в условиях естественного плодородия и отсутствия врагов, способных быстро уничтожить племя, развитие на уровне чуть выше стагнации было приемлемым явлением. Но в условиях эпохи варварства, которые мы перечислили в начале раздела, это неминуемо привело бы к гибели племени. Не двигаться быстро вперёд — значит двигаться назад.

Одним из стимулов каждого человека к развитию (а значит, и к развитию всего общества в целом) стал парный брак, который затем эволюционировал в патриархальный. Мужчина — глава семьи, её вождь, добытчик и защитник. Он лично отвечает за судьбу своей женщины и общих с ней детей. Сбросить обязанность на других членов семьи уже не получится из–за строгой вертикали управления. Он обязан крутиться и вертеться, как хочет, но накормить, одеть свою семью и укрыть её под крышей. Если он не сможет этого сделать, то, во–первых, будет до конца дней мучиться угрызениями совести (ведь гибель жены и детей от голода есть всецело его вина), а во–вторых, потеряет уважение соплеменников. Кто станет уважать человека, который своими ленью и тупостью довёл до голодной смерти собственную семью? И уж подавно никакая женщина не выйдет за него замуж после такого. К чему обрекать себя на голодную смерть? Мужчина будет обречён на одинокую старость в статусе отверженного. Поэтому личная ответственность заставляла мужчину быть настолько работящим, изобретательным и находчивым, насколько он мог. Судьба вверенной ему семьи заставляла его трудиться на пределе возможностей.

Вторым стимулом стала частная собственность, которая пришла на смену коллективной и принесла важные перемены. Теперь тот, кто больше, лучше работал, был умнее, хитрее, изобретательнее, получал больше материальных благ. Его семья меньше подвергалась опасности голода. Она была одета в лучшие одежды и становилась более уважаемой. Дети лучше питались, меньше болели, реже умирали и вырастали сильными, что увеличивало трудовые ресурсы. Можно было жить в лучших условиях. В общем, работоспособность, ум, смекалка теперь всецело работали на их обладателя и его семью. Теперь каждый мужчина был заинтересован вывести породу коров как можно мяснее и удоистее, делать как можно более качественные лодки или горшки, за которые он выменивал бы больше продуктов. В его интересах было изобретать, открывать, новаторствовать. Ведь любое нововведение работало лично на него и его детей.