Ну, поехали.

***

Данила провел вечер в исследовательском центре, чтобы лично получить образцы продукта для завтрашнего совещания. Если ББ останется под впечатлением, если японцы увидят перспективу и возможную прибыль, то возьмутся за дело и в будущем появится новый филиал NеwТеk, созданный благодаря Летову.

Он так и не решил, с какой стороны подойти к Насте и стоит ли, поэтому ночью его мучила бессонница. Рыжий сочувствовал, засыпая и просыпаясь каждые десять минут, будто разделял терзания хозяина.

Данила почти простил Настю за выходку с родителями, но не мог смириться, что Терехова отказалась от их игры, да еще выставила его виноватым. Он спрашивал себя: смогут ли они с Настей доверять друг другу, чтобы однажды из-за недопонимания не разрушить друг друга окончательно?

Психологические приемы контроля эмоций на этот раз не помогали, и Летов не представлял, как избавиться от негатива, чтобы не выплеснуть его на Настю. Он хотел ее, любил ее, но не мог заполучить сию же секунду, и это бесило до темноты в глазах.

В таком противоречивом настроении Данила и явился утром на работу. Настя поливала цветы в приемной: за время практики она развела здесь целые джунгли. Стоило заметить стройную фигуру, как Данила закрыл глаза и зарычал про себя. Некоторые, оказывается, ничему не учатся.

— Я просил в таком виде не приходить на работу. Поезжай домой и переоденься, потом сразу в Видо-Экспо, — строго отчитал Данила и, стараясь не глазеть, быстро спрятался в кабинете. Но не тут-то было.

Настя вошла и поставила перед Данилой подарочный пакет со словами:

— Дина заходила, передавала привет.

— У меня с ней ничего не было, — зло ответил Летов.

— А я и не жду объяснений, смиренные помощницы не задают боссам личных вопросов. — Настя нарочно уронила блокнот, наклонилась, пробуждая в мозгу Данилы озабоченного извращенца, и вышла из кабинета, тихо прикрыв за собой дверь.

«Дыши, — приказал себе Данила. — Ты облако и летишь по небу».

Упрямая Настя так и не уехала домой переодеться, но времени оставалось в обрез — пришлось, стиснув зубы, отправиться с ней в Видо-Экспо.

Они сидели на заднем сиденье «мерседеса», и Данила подумал, что это хорошая возможность объяснить Насте события той злосчастной ночи. Водитель ведь мог подтвердить оправдательные показания… или сделать хуже, упомянув, что оставил Данилу в Раменках и уехал. Черт. Кроме безусловного доверия ничего не поможет. Однажды сомнения загрызут их обоих.

— Сдвинь ноги, имей совесть, — резко бросил он Насте.

Девушка тут же приняла более приличную позу, но легче не стало. Данила чувствовал, что на него накатывает похожая паническая волна, которая ударила на дороге из Николиной Горы. Но тогда он лишь увидел фотографии обнаженной Насти, а сейчас легко мог представить реальность, каждый изгиб, незабываемый аромат, нежность кожи.

Данила понимал, что Настя не мстит, не играет — она просто, как и он, не знает, как себя теперь вести. Поэтому он дышал глубоко и смотрел в окно, а не на спутницу.

На конференции Данилу встретила мать, одетая в летний костюм от Шанель. Она всегда любила подчеркнуть, что отец щедро платит ей за послушание, как будто это его оправдывало. Мать дрогнула, плеснув пренебрежением из глаз на Настю, но комментировать ее вызывающий вид не стала.

— Я так рада, что ты пришел, — поздоровалась она, протянув Даниле обе руки для пожатия.

— Подумываю инвестировать в медицину.

— Позволь мне представить тебя организаторам, хотя ты со многими знаком, я думаю. Отцу хорошо бы наладить контакты с…

— Ты могла бы хоть притвориться, что у тебя есть не только муж, но и сын, — перебил Данила. — Например, спросила бы, здоров ли я.

Мать смутилась, и явно не из-за стыда, а из-за возмущения, что он посмел размахивать семейным бельем в присутствии посторонней.

— Надеюсь, твоя квартира в порядке и вора задержали, — вежливо сказала она.

Данила сообразил, что Настя солгала родителям, и кивнул, мол, справедливость восторжествовала.

С отцом они не обменялись и словом, как два иностранца, которые могли общаться только при помощи переводчика, в данном случае — матери. Данила хотел перевернуть эту страницу и идти дальше, и если мать клянется, что у ее мужа после инсульта поубавилось злости, то можно попробовать разойтись мирно.

И все было хорошо, пока не пришла пора прощаться. Настя протянула руку светилу хирургии Летову, крепко пожала и сказала:

— Удивительно, что, будучи пластическим хирургом, вы не убрали шрамы с руки.

Отец сузил глаза и бросил беглый взгляд на «нерадивого сына», а Настю уже понесло.

— Выглядит, как шрамирование воина, гордящегося тем, что сжег деревню с детьми и женщинами. Как печать Лжедмитрия.

— Прекрати, — взяв ее под локоть, приказал Данила. — Не смей.

— Мой сын — психически нездоровый человек, социофоб. Он ужасно боится общества, боится не угодить и часто принимает обычные человеческие взаимоотношения за отклонения, потому что мыслит категориями страха. Он не способен строить отношения. Однако я горжусь им и рад, что он нашел в себе силы выйти в люди, — с чувством превосходства сказал отец, и Данила явно услышал бренчанье Настиных нервов. Брынь-брынь.

В том, что она не поверила ни одному слову «Лжедмитрия», он даже не сомневался. Лжедмитрий… Черт, ну и острый у нее язык. Настя набрала воздуха в легкие, чтоб ответить, и Данила почувствовал, что пора уходить. Он наступил ей на ногу, отвлекая, и потащил за собой. Но до того, как уйти, сказал отцу равнодушно:

— Я много читал о психопатах, таких, как ты, и стал лучше понимать тебя. Мне жаль, что твои собственные демоны начали убивать твой мозг… Но на мою жалостливость давить бессмысленно. Я не стану вам помогать, пока мать не запишется к психотерапевту. Всего наилучшего.

Добравшись до парковки, Летов толкнул Настю на заднее сиденье машины и сел рядом.

— Что у тебя за привычка лезть не в свое дело? — закричал он и почувствовал себя лучше. — Я похож на того, кому нужна защита? Мне плевать на то, что этот человек думает обо мне. И я не хочу слышать звука его голоса. А ты заставила его открыть рот.

— Ага, ага. Проще сделать вид, что все хорошо. О да, метод на миллион, — ехидно сказала Аида. — Иногда скрытую ярость можно выпустить только одним способом — хорошенько поорав. Но ты приспособленец, который считает, что открытый конфликт — это удел убогих, вроде меня. Да ну тебя. Может, ты и правда социофоб. Как только отважился вообще что-то сказать этому деспоту.

Она отвернулась, скрестив руки на плохо прикрытой груди, перебросила одну ногу на другую, нервно покачивая носком туфли, и Данила, глядя на голые колени Аиды, почувствовал, как в душе чиркнула спичка, поджигая фитиль; огонек подбирался к взрывоопасной смеси возбуждения и злости.