в кувшин с молоком, долго барахталась, взбила молоко в масло и выбралась из кувшина. Вот и я ещё побарахтаюсь, а там, глядишь, и спасусь, ежели приложу к этому все силы и время. Тотчас вспомнился универ. Стоит ли мне тратить на него время? Ну, скорее — да, чем — нет. Ведь реки могут покраснеть от крови и через пять лет, а то и десять. А магические знания — это шикарное подспорье в моей схватке за жизнь. И я даже больше скажу… Мне надо нанять опытного мастера проклятий, который в сжатые сроки обучит меня всем магическим премудростям.

Неожиданно мои мысли спугнул возница, открывший окошечко в передней стенке кареты.

— Затор, ваше благородие. Шибко быстро добраться до адреса не удастся.

— Ясно.

Я приоткрыл дверь, выпрямился и высунул голову. Да, так и есть, пробка из карет, наёмных экипажей и автомобилей. Кажись, мерзкая погода не отпугнула аристократов, желающих посетить открытие кинематографа.

Транспорт медленно, рывками, двигался по Вознесенской и останавливался на углу, выпуская роскошно одетых людей, кои тут же величаво шли к ступеням песочного цвета здания с белыми колоннами и яркими лампами, установленными на карнизе.

Благо, вскоре пришла и моя очередь покинуть карету. Я заплатил извозчику, выбрался на улицу и уверенной походкой двинулся к хвосту очереди из солидных мужчин и облачённых в вечерние платья дам с горжетками на плечах и десятками драгоценных украшений. Да-а, тут пахло роскошью, властью и большими деньгами. И я даже на миг усомнился в том, что меня пустят в здание. Однако швейцар окинул меня быстрым взглядом, отметил дорогой наряд и без вопросов пропустил.

Внутри кинотеатра скрывался просторный холл с двумя ведущими на второй этаж широкими лестницами с резными перилами, а на потолке обнаружились нарисованные девы в тогах, мужчины с луками и мифические животные. Они будто бы наблюдали за множеством дворян, кои топтались по мозаичному чёрно-белому полу и иногда подходили к расставленным вдоль стен столам с лёгкими закусками.

— Шампанского? — предложил мне улыбчивый официант, держа позолоченный поднос с вытянутыми стаканами с бледно-жёлтым пузырящимся напитком.

— Пожалуй откажусь, — бросил я и отошёл чуть в стороны, дабы видеть весь холл.

В противоположном от меня углу, около статуй, изображающих муз, орудовала целая группа простолюдинов с фотоаппаратом-гармошкой на треноге и кинокамерой с ручкой. Они снимали прибывших людей и порой выдёргивали кого-то из толпы, дабы сфотографировать отдельно. Ну как выдёргивали… с заискивающими улыбками просили. Вряд ли кто-то из них посмел бы именно «выдернуть» хотя бы вон того усатого кряжистого старика в военном мундире с золотыми пуговицами и аксельбантом. Он без особой охотки встал перед фотоаппаратом и хмуро глянул на вспышку от магния.

А я вдруг почувствовал жгущий щеку взгляд и, вроде бы невзначай, повернул голову. Это ещё кто? Краем глаза мне удалось заметить юную брюнетку, которая в великом изумлении смотрела на меня, округлив алые губки. Твою мать, да это же Александра Юрьевна, бывшая невеста Никитоса, а ныне — невеста мелкого урода Поля!

Я отвернулся, но успел заметить, как Александра решительно двинулась ко мне. Этого ещё не хватало! Валить? Нет, уже поздно. Уж больно близко она стояла.

— Никита… — тоненьким, противным голоском протянула брюнетка, взглянув на меня карими глазами со стервозным прищуром. — Неожиданная встреча. Я считала, что ты отбыл на учёбу. Так мне сказал папенька.

— Моё почтение, Александра. Вероятно, произошла путаница…

— Александра Юрьевна, — поправила она меня, надменно вздёрнув аккуратный носик. — Я никогда не давала тебе позволения называть меня по имени.

— Да? Видать, запамятовал, — буркнул я, скользнув взглядом по её воздушному голубому платью, которое не скрывало бледных плечиков девицы.

— Ничего удивительного, — язвительно улыбнулась Александра. — У тебя всегда была плохая память, как и многое другое. Признаться, я испытала облегчение, когда узнала, что наша свадьба не состоится.

— Я так рад за вас. Надеюсь, Поль сделает вас счастливой. Вы будете такой красивой парой. Все будут смотреть на вас и плакать… разумеется от счастья.

— Я чувствую в твоём голосе издёвку, — неприятно удивилась дворянка и следом отрубила: — Более не позволяй себе такого.

— Александра Юрьевна, вы путаете меня со своим слугой, — холодно заметил я, пронзив дуру ледяным взглядом и раздвинув губы в кривой усмешке.

— Пф-фм, — недоумённо фыркнула девица и вцепилась изучающим взглядом в моё лицо. — Ты какой-то другой, будто… будто шибко возмужал за последние дни.

— Знаете, я с недавних пор чувствую себя человеком, с плеч коего свалился камень.

— Уж не я ли тот камень?! — шокировано ахнула она, а потом как-то очень резко её глазки сузились в две щёлочки, на щеках выступил лихорадочный румянец, а лицо будто бы вытянулось, делая девушку похожей на крысу. Изо рта же полился жаркий шёпот с режущими скальпелем нотками брезгливости: — Да ты же сам клялся мне в любви до гроба. Говорил, что умрёшь, ежели не женишься на мне. Каждую нашу встречу клянчил поцелуи, а я-то, добрая душа, порой из жалости дарили их тебе, а затем плевалась и промывала рот травяной настойкой, дабы отбить вкус твоих мерзких, слюнявых губ. Ох, как же я тебя ненавидела, твои прикосновения, липкие от пота ручонки…

— Тс-с-с, успокойтесь, сударыня. Вы уже пошли нездоровыми красными пятнами. Кстати, по поводу нездоровыми… Представляете, стоило мне несколько дней не видеть вас, так вся любовь к вам сразу же пропала, словно корь, ежели её лечить правильными пилюлями да под надзором хорошего лекаря. В общем, дурман спал. Поздравьте меня, — улыбнулся я, чувствуя, что меня немного заносит. В груди будто бы разыгралась кровавая битва между отголосками чувств Никитоса и моей вспыхнувшей к этой суке ненавистью.

— Корь? — пропищала она, взвинчено шагнула ко мне, вскинула голову и свистящим шёпотом продолжила, прожигая меня яростным взглядом: — Да ты… ты… Ты ещё вспомнишь обо мне. Приползёшь на коленях, когда поймёшь, что я — это лучшее, что было в твоей никчёмной жизни. А я рассмеюсь тебе в лицо. Попомни мои слова. Ты — ничтожество, слизняк. Никто и никогда не полюбит тебя. Ты хуже простолюдина. Тебя не любят даже собственные родственники,

— Кхам, кхам, — вдруг раздалось деликатное женское покашливание и следом прозвучал весёлый голосок: — Простите великодушно, что мешаю вам шептаться, но у меня складывается впечатление, что вы, Александра Юрьевна, пытаетесь увести моего кавалера?

Брюнетка отпрянула от меня и с огромным изумлением посмотрел на улыбающуюся Елизавету Васильевну, облачённую в струящееся белое платье со шлейфом и большим бантом-бабочкой на пояснице. Русые кудри девушки были уложены в сложную причёску, чуть ближе ко лбу, точно по центру,