— Да, а прошли сколько? Прибавим ходу!

— Как насчет осторожности?

— Все так же! Я пошел!

— Давай, прикрываю!

Старший лейтенант продолжил движение. Прибор ночного видения позволял хорошо различать предметы, особенно препятствия в виде кусков арматуры, торчащих из бетона. В темноте вполне можно распороть руку или лицо. На колодцы он уже не обращал внимания. Знал, Дубов все отмечает, он и считает их. Прошло полчаса. На часах 19.10. Впереди поворот. А на схеме его нет. Возможно, он попал в разрез схем. Гончаров подал рукой знак напарнику. Тот ответил так же жестом и прибавил шагу. К повороту подошли вместе. И тут же оба спецназовца услышали приглушенный разговор. Потемнение в ночной оптике означало, что за поворотом — слабый свет. Сняли приборы ночного видения и тут же окунулись во мглу. Но скоро глаза привыкли, и офицеры отчетливо увидели пробивающийся из-за поворота свет. Оттуда же доносились голоса. Дубов прошептал:

— Пост?

Старший лейтенант пожал плечами:

— Не знаю!

— Как проверим?

— Надо выглянуть!

Прапорщик опустился на пол. Лежа, из-под труб посмотрел за поворот. Отполз назад, поднялся, отряхнулся. Доложил:

— Впереди метров двадцать прямого и чистого участка, в конце которого поворот влево, там свет гуще.

Гончаров принял решение:

— По прямому участку, вперед!

Спецназовцы, держа оружие в готовности к немедленному открытию огня, прошли этот участок. Перед вторым поворотом вновь остановились. Отсюда голоса доносились громче, но понять смысл разговора, который одновременно вели не меньше трех человек, спецы не могли. Был он какой-то сонливый, невнятный.

Дуб предположил:

— Обкуренные, что ли, там пасутся?

— Не должно бы. Во время акции позволять подобную расслабуху — рисковать шкурой! У духов с этим порядок.

Неожиданно прозвучал женский голос:

— Да ну вас всех к ядреней фене! Надоели, бля, как мухи навозные! Все бы жрать!

И тут же мужской, строгий, с акцентом:

— Замолчи, женщин, твоя тут зачем? Ми понятна, твоя зачем? Иди семья, дети иди, дом иди!

— Это ты, хмырь болотный, иди к своим баранам в горы, понял, а это место мое. А до семьи и детей моих твоей волосатой роже нет никакого дела. Я женщина свободная, что хочу, то делаю.

— Дурак! Совсем дурак баба!

Третий голос оборвал перепалку:

— А ну заткнулись, все, жрать садитесь. Два раза предлагать не буду!

И вновь какая-то неразбериха за бетонной стеной.

Дубов взглянул на Гончарова:

— Ты чего-нибудь понимаешь, Сань?

— Непонятка! Но люди в коллекторе присутствуют. И присутствуют, блокируя проход. Надо связаться с Вьюжиным, ты постой здесь, я отойду.

Сдав назад, старший лейтенант вызвал по специальной связи, работающей и в подземелье:

— Вьюн! Я — Гончар!

Вьюжин ответил сразу же:

— На связи!

— Докладываю, коллектор представляет собой квадратный бетонный тоннель размером полтора на полтора метра, с трубами вдоль правой стены. Прошли по нему около километра. Вышли к поворотам. Скорее всего здесь тоннель огибает какое-нибудь сооружение. За вторым поворотом — люди!

Вьюжин переспросил:

— Люди? Кто?

— Судя по разговору, двое-трое мужчин, одна женщина, среди мужчин — кавказец точно!

— О чем говорят?

— Переругались. Сейчас устроили ужин.

— Пост террористов?

— Вообще-то непохоже. Больше напоминают бомжей, но кавказец?

— Дикой хитер, он мог выставить пост под видом бомжей. Неплохой ход, согласись? Обнаружат, чего им сделают, людям без документов и, вполне вероятно, пришлым, без роду, без племени и места жительства, а главарь получит сигнал о противнике в тоннеле, который, как говоришь, можно использовать как для подхода к школе, так и отхода из нее?

— Я этого не говорил. Но использовать можно! Неясно пока, можно ли проникнуть из школы в коллектор, но выяснить это без снятия поста нельзя. Может, нейтрализовать их?

— Нет, Саня, погоди! Это мы всегда успеем. Надо установить, имеют ли люди в коллекторе связь с террористами.

— Но как это сделать?

— Послушай их. Устройся поближе и послушай. Если перед тобой пост Дикого, то кто-то из них обязательно свяжется с главарем или еще с кем-нибудь из их шайки. Дикой должен знать, что происходит в коллекторе, а посему наверняка запланировал контрольную связь. По ней и определим, кто устроился в коллекторе. Задача ясна?

— Так здесь можно всю ночь провести!

— Ты куда-то спешишь?

— Понял, выполняю!

Гончаров вернулся к Дубову. Прапорщик спросил:

— Ну что, командир?

— Приказал слушать этих подземных крыс. Говорит, возможен контрольный сеанс связи, если люди в коллекторе связаны с террористами.

— А что, логично.

— Конечно! Я пошел к углу, а ты располагайся здесь, не исключено, придется ночь делить, хрен их знает, когда они выйдут на связь с поверхностью и выйдут ли вообще? Так что я на стрему первым. Покурить бы! Да теперь не покуришь. Хоть бы сквознячок какой, а то штиль полный. А ведь здесь не может быть штиля?

— Это не факт!

— Ладно, пошел!

Спецназовцам не пришлось ни ночь делить, ни ожидать связи, ни даже послушать как следует разговор неизвестных. Ситуация разрешилась неожиданно и мгновенно.

Гончаров подошел к углу бетонного каземата. Неизвестный в это же время с другой стороны подошел к повороту. И стоило старшему лейтенанту выглянуть за угол, как он увидел перед собой небритую физиономию мужчины явно не русской национальности. Времени разглядывать неизвестного у старшего лейтенанта не было, и он действовал автоматически. Удар в челюсть отбросил неопрятного мужчину на пол, Гончаров крикнул за спину:

— Дуб, к бою!

И выскочил за поворот, где коллектор расширялся до приличной комнаты, посередине которой стоял ящик, приспособленный под стол. Вокруг него матрасы с одеялами и подушками. На матрасах — люди. Двое мужчин, таких же неопрятных, заросших, чей возраст определить было трудно, но славян, в отличие от того, кто пока еще находился в глубоком нокауте. И женщина, если можно назвать женщиной опустившееся создание, тощее, в грязной одежде, со свалявшимися, сальными клоками рыжих волос и опухшей физиономией.

Гончаров, направив автомат на тех, кто находился у ящика, приказал: