Максим прошел в кухню, предварительно захлопнув дверь в ванную – не хотелось ему сегодня встречаться со своим вторым «я». Достал из-за пояса две бутылки водки (по дороге домой зашел в «Магнит») и поставил на стол.

Когда раздался телефонный звонок, Максим уже изрядно надрался. Он сидел и смотрел телевизор. Террористы, взрывы и войны. Сплошной негатив, как и вся жизнь Бабурина. Макс фыркнул и пошел к телефону. По дороге он вспомнил, что так и не позвонил крестному. Ведь собирался же! Да и у Макса вопросов накопилось к старику. Старику?! Я сам уже выгляжу как старик. Проходя мимо зеркала, Макс посмотрелся в него. Но блестящую поверхность покрывал его плащ. Слава богу.

– Алло!

– Бог ты мой, Макс! Ты что, в другом измерении, что ли?

– Ты угадал.

– В общем, так, дорогой ты мой зятек, тебя подставили, как… – Не найдя подходящего сравнения, Егор продолжил свою тираду. – Фотографии, как мы с тобой и предполагали, сделаны посредством фотожопа. Все, кроме одной. Максим, я сейчас хочу тебя спросить…

– Ну, давай, не тяни. – Максу не нравилось это «кроме одной».

– Мы когда вчера с тобой пили, я не отключался?

– Нет.

– Бог ты мой, ты ничего не подумай, я все равно к тебе хорошо отношусь, и каждый человек должен сам выбирать…

– Какого хера?! Что ты там несешь, птеродактиль обкуренный?

– Бог ты мой, в самом деле, что это я? Ну, поцеловались раз, обнялись…

– Да что там такое с тобой? Говори, что за фотография!

– Снимок, где тебя обнимает этот… гей – настоящий.

– Как настоящий?

«Все верно, благочестивый Максим, там как раз запечатлен тот момент, когда Пашка (точно, Пашка!) залез к тебе под рубашку. Вот так-то, волосатик».

Максима передернуло. Когда они успели?!

– Ладно, Егор, что дальше?

– Бог ты мой, корешок не только определил подставу, так он еще и нашел тех, кто там под твоей моськой прячется и кто делал эту байду.

Максу показалось, что шурин сейчас завизжит от восторга.

– Ну и? – вдруг спросил Егор.

– Что – ну и?

– Тебе сейчас выложить: адреса, пароли, явки? Или после главных новостей?

– Каких еще новостей? – Несмотря на необходимость и важность информации, Максиму не нужны были никакие более важные новости. Он устал.

– Анжела сейчас у предков. Приперлась с вещами.

У Максима защемило в груди. Неужели они все поняли? Неужели она все поняла?

– Бог ты мой, я сначала подумал, что это ты его мочканул…

– Кого? – выдохнул Бабурин.

– Давыдова. Бог ты мой, какой-то несчастный случай на заводе для некоторых становится счастливым! Только ты, это, пообещай, что к геям ни ногой.

– Ты Анжеле говорил о снимках?

– Бог ты мой, да она твое имя слышать не хочет. Я только начал – мол, Анжелушка, эти снимки – полное фуфло, там никакого Макса нет и в помине. Так она, как услышала «Макс», как зашипит на меня! Не хочу, говорит, чтоб ты при мне имя этого убийцы произносил. Бог ты мой, я ж поэтому и решил, что это ты бройлера подбил…

– Ладно. Егор, спасибо тебе. Как я понимаю, ты сейчас не дома. Давай завтра встретимся; ты мне фотки, ну и все, что знаешь, передашь. Сегодня я попытаюсь до Анжелы достучаться.

Максим положил трубку и снова поднял. Набрал номер Богдановых. Ответила теща:

– Да.

– Нина Федоровна, не бросайте трубку, пожалуйста. Я не знаю, поверите вы или нет, но я ни в чем не виноват.

– Я верю тебе, Максим, – прошептала женщина. – Мне Егор все объяснил. Но Анжелу сейчас, по-моему, лучше не трогать. Ты же знаешь, Олег погиб?

– Да, мне Егор сказал.

– Так вот, она почему-то винит тебя.

– Я разговаривал с ним утром…

– Да, да. Может быть, и поэтому. Но мне кажется, что она ходила к Вячеславу Андреевичу.

– К дяде Славе?! Но зачем?

– Мне кажется, она хотела узнать, кто ты на самом деле.

Макс и сам хотел бы это узнать. Он попрощался с тещей, предварительно выяснив планы Анжелы на завтра. Планы были просты: она собиралась сидеть дома. Тесть с тещей уходили на работу, так что можно было спокойно поговорить с женой.

После этих разговоров Максим протрезвел окончательно. Но для того, чтобы скоротать вечер и не завыть, нужна выпивка.

Он подошел к зеркалу и хотел сорвать плащ, но передумал. Снял с вешалки кожаную куртку, посмотрел на бейсболку. Нет, на улице уже темно. Маскировка отменяется. Перед выходом Максим все-таки решился позвонить крестному.

* * *

Значит, есть шанс. И надо использовать его на все сто. Он сегодня же убедит Анжелу вернуться домой. Макс был уверен в положительном исходе дела. Умылся в кухне – в ванную он еще побаивался заходить из-за зеркала. Максим вошел в зал и замер. У него были гости. Он медленно осмотрел их. Начал с ближайшей пары слева от него. Максим вспомнил их. Эти женщина и мужчина снились ему, когда он был в Москве. И во сне они представлялись ему его родителями. Сейчас они не очень доброжелательны, и вид у них, будто их через мясорубку пропустили.

Дальше стояла старушка со сгоревшим лицом. То, что это старушка, Максим понял по рукам и цветастому переднику, какие носят в деревнях. За старушкой стоял мужчина в спортивном костюме. Максим узнал его по лицу, схожему с мордой пса. Вместо горла у «спортсмена» зияла кровавая дыра.

Максим прошел дальше. Опять пара. Мужчина и женщина. Очень обгоревшие, но тем не менее Максим догадался, что это те алкоголики, сгоревшие в доме. За ними стояло обезглавленное тело в джинсовой робе. Руки подняли обескровленную голову. Кроткий?! Что с ним случилось?

«Это ты, Макс, все сделал», – раздался в голове мерзкий голос Макса-плохого.

Вера Михайловна стояла рядом с девочкой со сплющенным лицом. Макс узнал девушку по голубой сорочке. Он виделся с ней в Москве. Она нагрубила ему, теперь у нее голова как блин.

Но конец их по делам их.

Хабалов и Бурый стояли лицом друг к другу и держали строительные носилки, наполненные какими-то кровавыми обрубками. Макс подошел ближе к носилкам и заглянул внутрь. Там были фрагменты тела. Оторванные руки, ноги, внутренности. В правом углу лежало лицо (словно резиновая маска) хозяина всего этого добра. Бабурин не сразу, но все-таки узнал Пинчука.

За ними стоял Мигей. Окровавленная наборная рукоятка ножа торчала из горла.

– Я же говорил, как пес подохнешь.

Мигей только усмехнулся беззубым ртом.

Последним стоял Олег Давыдов. Голова его была вмята с левой стороны. Он улыбнулся Максу.