Безбожники завода “Ливерса” ищут верующих, чтобы сразиться с ними, и не находят. Между тем, верующие и не думают скрываться. Они имеются во всех общежитиях-спальнях фабрики. Быт этих спален насквозь пропитан лампадной гарью, особенно в женских спальнях. Человеку, попавшему туда, впервые, может показаться, что он проник в монастырь, в общежитие монахинь: у изголовья каждой койки – две-три иконы.

Обитательницы этих спален ежедневно возносят молитвы и бьют поклоны. Они не только не забиты, не только не молчат, когда поднимается вопрос о религии, но, ощетинившись, как старые драные кошки, набрасываются на дерзкого безбожника. Это прекрасно знает молодежь.

– Старухи гонят из спален, – вот что говорят они.

В мужской спальне атмосфера чище. Здесь в красном уголке даже имеется антирелигиозный плакат. Но и в этой спальне не все благополучно. Наряду с красным уголком и его антирелигиозным плакатом существует и “божественный уголок с тремя иконами”. Его организовал над своим столом один из рабочих.

– Это Иван Семенович, он у нас крепко верующий, – улыбаются соседи по койке.

Иконы… горящие лампады… попы, служащие молебны… это все не где либо на частной квартире, а в общежитии советской фабрики…

Вопиющее безобразие. Позор.

Необходимо отметить, что тут же живут комсомольцы и комсомолки и тоже не принимают никаких мер. Свыклись, смотрят сквозь пальцы:

– А ну их. Над моей койкой еще не повесили иконы – и ладно».

(«Безбожник у станка». 1931. № 7)

* * *

«В школе № 29 Краснопресненского района, на “старое рождество” один из учеников третьей группы, пионер, сын кустаря, принес в класс и распространил среди ребят около 20 крестиков. Этот факт обнаружился в тот же день. Была мобилизована детская общественность, под влиянием которой мальчик на следующий день сдал еще около 300 крестов, которые хранились у него дома. Установить, кто дал ему кресты и для какой цели, не удалось.

В школ № 48 Краснопресненского района в 5-й группе в рождественские дни преподаватель обществоведения обнаружил на партах листки из молитвенников. После опроса ребят оказалось, что один из учеников этой группы, пионер, будто бы нашел в этот день у ворот школы молитвенник, поднял его, разобрал по листочкам, а ребята эти листочки расхватали».

(«Безбожник у станка». 1931. № 6)

* * *

В тяжелых условиях физического и духовного гнета, в беспросветности будничного прозябания безликие герои, тихие подвижники веры в будничном хранят напряженную собранность духа, не оскудевают в надежде, не изнемогают в любви.

Среди всеобщего озлобления, ненависти, распада, изо дня в день терпеливо несут они свой крест. Невидною «глухою» смертью умирают за други своя и всем подвигом жизни всех зовут к покаянию, к единению в Церкви, к любви, к спасению.

* * *

Закончим свою заметку выдержкой из статьи человека, только что приехавшего из СССР:

«До революции, говорит он, духовное разложение угрожало Русской церкви; заплывший жиром русский быт и светская власть давили ее. Но когда с русским народом случилась катастрофа, церковь русская нашла себя, она разделила с народом его горе и вместе с тем понесла тяжелый крест, укрепляя духовные силы народа. Народ русский отплатил ей сторицей – он не только простил ей старые грехи, не только не тронул ни одного храма, но повсеместно наполняет их для горячей молитвы и в мрачном молчании затаивает обиду против безбожной власти. Он верит, он знает, что придет время, когда закрытые, поруганные храмы вновь откроются. В этом духовном единении с народом, в истинно христианском смирении, достойном восхищения, русская церковь не только не жалуется, но находит в себе силы отказаться от моральной помощи извне, отрицать перед всем миром гонения власти на себя, оберегая этим спокойствие духа и интересы народа»29.

Статья как нельзя лучше показывает, что в журналистике решающим условием успеха является компетентность автора в данном вопросе. Струве был специалистом в области экономики, поэтому и смог так четко, ясно и без «пустословия» сказать о месте «плана» в совершенствовании хозяйственного строя.

Странное впечатление производит та полемика, которая ведется в русской зарубежной печати о «плановом хозяйстве». Я предлагаю в другой форме обратиться к самостоятельному рассмотрению этой проблемы, столь часто затемняемой тенденциозностью, пустословием и невежеством. Здесь же я хотел бы обратить внимание только на некоторые, если угодно забавные с известной точки зрения и в то же время довольно неутешительные, черты той постановки, которую эти вопросы сейчас получают[5].

Толки о «плановом хозяйстве» соединяются сейчас с вылазками против «экономического либерализма» как против якобы господствующей хозяйственной системы и экономической идеологии.

Это – то, что можно назвать историческим заблуждением современных неофитов государственного вмешательства, воображающих себя новаторами. Они, по-видимому, не знают или, по крайней мере, не отдают себе достаточного отчета в том, что господствовавшей хозяйственной системой «экономический либерализм» был только на очень ограниченном пространстве земного шара, а как экономическая идеология он господствовал в разных странах, в умах, но не в фактах примерно с первых десятилетий до 70-х годов XIX в.

В области внешней торговой политики идея полной экономической свободы[6] восторжествовала в эпоху 1847–1860 годов, продержавшись до наших дней в Англии – и только в ней одной.

Эта идея «свободной торговли» как практическое начало экономической политики государства потому восторжествовала в Англии (Великобритании), что проведение ее в жизнь соответствовало расширению рынка для английских товаров. Восторжествовала вовсе не отвлеченная идея, а в идейном облачении – могущественный реальный интерес самых влиятельных, подымающихся и многочисленных классов населения (промышленных предпринимателей и рабочих).

В других государствах таможенное покровительство отечественной промышленности, испытывая, так сказать, количественные изменения (главным образом в зависимости от движения цен), стояло нерушимо. И характерным образом родиной всего новейшего протекционизма являются Соединенные Штаты Северной Америки, откуда новейшая протекционистская идеология проникла сперва в Россию, а затем в Германию: и граф Н.С. Мордвинов, и Фридрих Лист были как протекционисты по существу учениками Александра Гамильтона, сотрудника Вашингтона (во Франции новейший протекционизм является более самобытным: он связан с «континентальной» системой Наполеона I как средством экономической и политической борьбы с Англией и был в этом качестве отчасти бессознательным, но весьма реальным продолжением «кольбертизма»).