IV

Таким образом, идеей-правительницей подлинно идеократического государства может быть только благо совокупности народов, населяющих данный автаркический особый мир. Из этого следует, что территория подлинно идеократического государства непременно должна совпадать с каким-нибудь автаркическим особым миром. К тому же следствию приводит и связанное с понятием идеократии требование планового хозяйства и государственной регулировки культуры и цивилизации, т к требования эти успешно могут быть выполнены только при условии автаркии идеократического государства. Наконец, только при том же условии государство может обеспечить себя от вмешательства иностранного капитала.

Итак, с разных точек зрения идеократическому государству необходима автаркия. Из этого одного вовсе не следует, чтобы всякое автаркическое государство могло стать идеократией в истинном смысле этого: слова. Колониальная империя, разные части которой населены народами, не имеющими друг с другом ничего общего, кроме факта своего порабощения правящим народом, может быть вполне самодовлеющей в хозяйственном отношении, но идеократией она стать не может, ибо одной экономической связи между ее частями для создания идеи-правительницы недостаточно. Для этого необходимы живо ощущаемая общность культурных и исторических традиций, непрерывность месторазвития и прежде всего отсутствие чувства национального неравенства – чего в колониальной империи достигнуть невозможно.

V

Из предыдущего явствует, что не всякое государство может стать идеократией. А так как водворение идеократического строя во всем мире неизбежно, то в ближайшем будущем предстоит перекройка карты земного шара. Не меньшие сдвиги предстоят и в области психологии: идеологии и самосознания народов земного шара. Современный коллективизм останавливается, так сказать, на полпути: человек сознает себя рядовым членом органического коллектива – класса или народа, – но к самому этому коллективу относится так, как последовательный индивидуалист к своей собственной личности. Между тем при идеократическом строе должны будут исчезнуть эти последние остатки индивидуализма, и человек будет сознавать не только самого себя, но и свой класс и свой народ как выполняющую определенную функцию часть органического целого, объединенного в государство. При этом следует подчеркнуть, что все это должно быть не только теоретически принято, но глубоко осознано и заложено в психику человека грядущей идеократической эпохи.

Современные идеократические государства еще очень далеки от подлинной идеократии. СССР несколько ближе к цели только потому, что территория его представляет собою потенциально автаркический особый мир, населенный разными неродственными, но связанными общей исторической судьбой народами. Однако если принять во внимание, что правящий отбор СССР упорно принимает следствие идеократии (социализм) за ее содержание, что путем воспитания, прессы, лженауки и литературы широким слоям населения СССР систематически прививаются превратные представления о сущности переживаемого исторического периода и, наконец, что значительная часть невеликорусской интеллигенции СССР заражена узконационалистическими сепаратистскими стремлениями, – то станет ясно, что СССР еще очень не скоро и, м б, только ценой очень тяжелых испытаний дойдет до подлинной идеократии.

Что же касается европейских идеократических государств, то им до подлинной идеократии еще дальше. В настоящей стадии своего развития они увлечены частнонародным зоологическим национализмом и борются против сознания общности европейской культуры. Парадоксально, что «панъевропеизм», который один мог бы стать идеей-правительницей европейской идеократии (ибо ни одна европейская страна в отдельности не может претендовать на автаркию), в настоящее время является идеологией либерализма и демократии, т. е. злейших противников идеократии. Если же прибавить ко всему этому, что данная выше формулировка идеи-правительницы подлинно идеократического государства не мирится с колониальным империализмом, от которого, однако, именно современные европейские идеократические («фашистские») течения никак отказаться не могут[7], то станет ясно, что Европа к подлинной идеократии может прийти лишь после кровавых и глубоких потрясений.

И все же, несмотря на перспективу этих потрясений, неизбежных при всяком переходе от одного социально-политического строя к другому, существование современных идеократических государств (хотя бы и с превратными идеями-правительницами) не является бессмысленным. Накопляемый правящим слоем этих государств политический опыт, создающиеся там формы быта и социально-политической жизни, – все это пригодится в будущей, подлинной идеократии, а м б, облегчит и перенесение тех родовых мук, которыми будет сопровождаться рождение этой подлинной идеократии.

«Современные записки» (Париж, 1920–1940) – ежемесячный общественно-политический и литературный журнал. Вышло семьдесят номеров. Основателями журнала были эсеры. Название они позаимствовали из истории петербургского журнала «Русское богатство» (запрещенный в 1906 г., он продолжал выходить под названием «Современные записки»). Свою программу они называли программой «демократического обновления», сохранили приверженность крестьянской тематике. Одно из подтверждений этого – статья И.Л. Солоневича.

Иван Лукьянович Солоневич (1891–1953) – публицист, журналист, прозаик. В 1916 г. работал обозревателем провинциальной печати в газете «Новое время».

В 1920– 1930-е годы был сотрудником советских газет.

В 1934 г. совершил побег за границу. В 1935 г. опубликовал в «Современных записках» очерк «В деревне», а в следующем номере статью «"Реформы" в колхозах» – пример вдумчивого анализа проблем сельского хозяйства. Указания автора на значение личной инициативы, агрономической и технической культуры актуальны и сегодня.

На фоне основных противоречий сельскохозяйственной политики коммунизма развертывался необычайно сложный узор отдельных маневренных попыток власти как-то найти выход из создавшегося положения. Я сознательно не буду здесь касаться попыток деструктивного характера: поисков классового врага, попыток переложить вину с больной головы на здоровую – с системы коммунизма на остатки капитализма, ссылок, расстрелов и всего прочего. Буду говорить только о конструктивных мероприятиях власти. Эти мероприятия можно схематически разделить на политические, организационные и технические.

Основная политическая установка власти – установка, которая в частных беседах с коммунистами высказывалась с полной ясностью – сводилась к следующему: не оставить крестьянству решительно никаких иллюзий насчет того, что оно как-то может обойти власть, как-то уклониться от выполнения государственных повинностей. В схематизированном виде эта формулировка звучала так: или беспрекословное повиновение власти – или голодная смерть. Внешним выражением этой политики был закон от 7 августа 1932 года – закон о священной социалистической собственности, устанавливающий только две категории наказания: низшую – заключение на срок не менее десяти лет, и высшую – расстрел. Тот колхозник, который во время сева добывал из сеялки и жевал на ходу священное социалистическое зерно – получал десять лет. Тот, у кого находили пуд этого зерна – подвергался смертной казни. В результате этого закона население концентрационных лагерей поднялось до пяти миллионов, но хлеба от этого закона не прибавилось ни на копейку. Все остальные политические мероприятия – как политотделы, дико распухшая сеть колхозных газет, организация клубов, новые переброски на село нового «актива» – никакого влияния на ход событий не оказали – и постепенно были отменены. Даже применение закона от 7—VIII – или, как его называли в лагере, «семерка-восьмерка» – было смягчено. Отголоски этого смягчения дошли до меня уже в эмиграции в виде пресловутой «амнистии» кулакам – очень уж обезлюдела деревня…