Очень нескоро я поднялся, аккуратно разложил мешки и снова прижал их камнями. Я поднял трость, оглядел свои труды, проверяя, все ли в порядке, и начал прорубаться обратно к тому странному и беспечному миру, что зовется двадцатым веком.

Я отправился в Милтон Кейнс, решив, что должен повидать хоть один новый город. Добраться в Милтон Кейнс из Оксфорда — задача не из легких, что удивляет, потому что по карте эти города совсем рядом. Я выбрал Милтон Кейнс пунктом назначения, бегло ознакомившись с дорожной картой, и решил, что в худшем случае доеду на поезде до Бичестера или еще куда, а там сделаю пересадку. На деле мне пришлось возвращаться в Лондон, на метро ехать до вокзала Юстон и уже оттуда садиться в поезд на Милтон Кейнс — в общем, проделать в общей сложности 120 миль ради того, чтобы попасть в город в тридцати милях от Оксфорда.

Жалко было и денег, и времени, и я пришел в некоторое раздражение, в частности потому, что поезд с Юстона был набит битком и я оказался сидящим нос к носу с визгливой женщиной и ее десятилетним сынком, который постоянно болтал ногами, задевая мои колени, и выводил меня из себя тем, что, уставившись мне в лицо поросячьими глазками, ковырял в носу и поедал козявки. Как видно, он считал собственный нос подручным хранилищем закуски. Я пытался отвлечься чтением, но помимо воли взгляд мой то и дело поднимался к его самодовольной рожице и деловитому пальцу. Было это совершенно отвратительно, и, когда поезд прибыл в Милтон Кейнс, я с удовольствием угодил ему по голове своим рюкзаком, стягивая тот с переполненной полки.

Я не возненавидел Милтон Кейнс с первого взгляда: большего, пожалуй, и пожелать нельзя, когда речь идет о подобных местах. Выходя с вокзала, вы попадаете на широкую открытую площадь, огороженную тремя рядами домов из зеркального стекла, и испытываете чувство простора, какого почти никогда не бывает в английских городах. Сам город стоит на склоне холма, и к нему тянется добрых полмили запутанных пешеходных переходов и стоянок, обсаженных той странной городской породой деревьев, которые, кажется, никогда не вырастают. У меня сложилось отчетливое ощущение, что при следующем визите я найду это травянистое пространство застроенным кирпичными конторскими зданиями с отливающими бронзой окнами.

Я немало побродил по новым городам, пытаясь угадать, что творилось в головах у их создателей, однако в Милтон Кейнс еще не бывал. Во многих отношениях он превосходит виденные мной прежде новые города. Подземные переходы отделаны полированным гранитом и почти лишены граффити и тех непросыхающих мутных луж, которые, кажется, входят в проектный план Бэзингстока и Брэкнелла.

Сам городок являет странную амальгаму стилей. Лишенные травы тенистые полоски, проложенные посередине вдоль главных бульваров, придают ему легкий налет французского сада. Вписанные в ландшафт промышленные районы по окраинам напоминают о Германии. Сетчатая планировка и нумерованные улицы приводят на ум Америку. Здания же того безликого сорта, какие можно увидеть вокруг любого международного аэропорта. Короче, Милтон Кейнс выглядит каким угодно, только не английским. Самое удивительное, что здесь не было магазинов и людей. Я довольно далеко прошел по центральной части города: по одной улице туда, по другой — перейдя к ней по тенистому переулку — обратно. Все стоянки были полны машин, за вылупленными окнами контор виднелись признаки жизни, а вот на улицах совсем не было движения, и на бесконечных просторах улиц я увидел не более одного или двух пешеходов. Я знал, что где-то в городе находится огромный торговый пассаж — я читал о нем в «Борьбе за место» Марка Лоуренса, — но хоть убей, не мог его найти, и спросить было не у кого. Самое обидное, что почти все здания на вид могли оказаться пассажами. Я высматривал в них обитателей подходящего вида и даже зашел в одно, только чтобы выяснить, что это страховая компания или еще что-то в том же роде.

В конечном счете я добрался до жилого района — нечто вроде бесконечного Бовисвилля из аккуратных домов желтого кирпича с вьющимися улочками и пешеходными дорожками, обсаженными нерастущей травой, — но и здесь было пусто. С вершины холма я высмотрел квадрат голубой крыши примерно в миле от себя и, решив, что это может оказаться пассаж, направился в ту сторону. Пешеходные дорожки, поначалу мне понравившиеся, теперь показали себя с худшей стороны. Они лениво виляли между подстриженными кустами и были весьма живописны, но явно не спешили довести куда бы то ни было. Их, очевидно, прокладывали люди, считавшие пешую ходьбу полезным упражнением. Они совершали изгибы, возможно, представлявшиеся осмысленными на бумаге, но явно не предусматривали того обстоятельства, что человек, решивший добраться от дома до магазина, предпочитает наиболее прямой путь. Дело ухудшалось тем, что я как будто заблудился в полуподземном мире, отрезанном от всех видимых ориентиров. Скоро я начал то и дело карабкаться на откосы, чтобы выяснить, где нахожусь, и каждый раз выяснял, что попал совсем не туда, куда хотел.

Наконец, выглянув из очередного лабиринта, я увидел перед собой двухполосную проезжую часть, и за ней — низкое здание с голубой крышей, на поиски которого отправился час назад. Я уже различал вывески «Техас хоумкэр», «Макдональдса» и тому подобных заведений. Но, вернувшись на свою дорожку, я не сумел найти поворота в нужную сторону. Дорожка разветвлялась, пряталась за пригорками, и ни одна из развилок меня не манила. В конце концов я выбрал ту, которая поднималась на уровень улицы, чтобы увидеть хотя бы, где я, и по этой тропе прошел до железнодорожной станции, оказавшейся столь далекой от жилого района, что только полный идиот мог счесть Милтон Кейнс раем для пешеходов. Неудивительно, что за все утро я не встретил ни одного человека.

Я вернулся на станцию вымотанным сильнее, чем оправдывало пройденное расстояние, и с мечтами о чашечке кофе. Перед вокзалом висела карта города, которой я поначалу не заметил, и теперь я решил все-таки найти на ней пассаж. Оказалось, гуляя по центру города, я не дошел до него какой-нибудь сотни шагов. Я вздохнул. По непостижимым причинам я твердо решил увидеть пассаж. Спускаясь снова в пешеходный переход и возвращаясь к безжизненному острову конторских зданий, я размышлял, какую изумительную работу совершили планировщики, когда, стоя перед листом чистой бумаги, предполагавшим бесконечные возможности размещения образцового населенного пункта, решили расположить торговый центр в миле от станции.

Вы не поверите, но торговый центр спроектирован еще хуже, чем сам город. Не сомневаюсь, что он дает повод для веселья на каждом собрании дизайнеров торговых центров. Он абсолютно громаден — более миллиона квадратных футов, — и в нем имелись все лавочки, какие были и будут на свете. Зато освещен он тускло, решительно некрасив и тянулся на полмили вдоль двух безликих параллельных улиц. И если со злости я не проглядел — а я думаю, что нет, — там не было ни закусочных, ни центра, где можно собираться, ни мест для сидения, ни украшений, которые заставили бы вас хоть немного потеплеть душой к этому заведению. Мне почудилось, будто я попал на самую большую в мире автобусную остановку. Туалеты были редки и хорошо спрятаны и, как следствие, полны, словно на стадионе в перерыве футбольного матча. Я всегда считал центр «Метро» в Гэйтсхеде самым страшным кошмаром наяву, однако в сравнении с пассажем в Милтон Кейнс он полон бесконечного обаяния и радости.