– Право, джентльмены! – раздраженно воскликнул доктор Сондерс. – Вы должны понимать, что мне нужно заниматься моей практикой. Вы просто не можете тратить все мое время таким непростительным образом.

Лестрейд принес извинения и больше ничего не сказал, потому что, как и я, не имел представления, чт́о привело нас снова в роскошную приемную психоаналитика с Харли-стрит.

– Боюсь, вашим пациентам теперь придется поискать себе другого врача, – небрежно произнес Холмс.

Доктор вынул сигару изо рта и сурово посмотрел на моего компаньона:

– Уж не потому ли, что вы собираетесь арестовать меня? Тогда готовьте факты, мистер Холмс. Важны только факты.

– Правда ли, доктор Сондерс, что, прежде чем вы начали сотрудничать с Чарльзом Тэрстоном, о ваших финансах пекся некий Фостер Баррингтон?

Это имя показалось мне смутно знакомым, и я решил, что, должно быть, видел его в картотеке Холмса под литерой «Ф».

– Я не делаю тайны из этого факта, – пожал плечами Сондерс. – Что из того?

– Фостер Баррингтон бежал из страны два года назад, когда выплыли наружу определенные нарушения закона, которые он допускал при ведении дел. Я считаю, доктор, что вы состояли в сговоре с Баррингтоном, а когда передали дела в руки Тэрстона, тот обнаружил злоупотребления и принялся вас шантажировать. Мне очень жаль, Уотсон, но у меня нет сомнений в том, что это чистая правда.

Я был потрясен его словами, но реакция Сондерса оказалась еще более драматичной. Свирепое лицо налилось кровью и побагровело, глаза засверкали, на лбу от возбуждения выступили узловатые вены.

– Абсурд! Тэрстон был богатым человеком, а я платил ему неплохие комиссионные. Зачем, Бога ради, ему понадобилось шантажировать меня?

– Да потому, что, как я недавно слышал, он выбрал своим девизом «Больше!».

– Очень проницательный и четкий диагноз, мистер Холмс.

Мой друг кивнул, принимая похвалу.

– За годы работы детективом-консультантом я научился угадывать подноготную человеческого поведения. Вы, например, поразили меня своей чрезвычайной методичностью и обстоятельностью.

Сондерс тоже кивнул.

– Почему же тогда, – продолжал Холмс, – осмотрев бистури, я обнаружил на нем не только отпечатки пальцев Хайделла, но и ваши? Разве вы не сказали нам в этой самой комнате, что чистили свои хирургические инструменты, прежде им их убрать?

Это неожиданное обвинение Холмса сделало реакцию психоаналитика более сдержанной:

– Простите, мистер Холмс, но вы не снимали у меня отпечатки пальцев, и я вынужден заявить, что вы лжете.

– Они были на вашей визитной карточке, доктор.

Я вспомнил, как осторожно Холмс обращался с визиткой, как не позволил Лестрейду прикоснуться к ней.

– Спрашиваю снова: как ваши отпечатки пальцев оказались на ноже?

Сондерс решительно пожал плечами, и большие хлопья пепла, упав с сигары, приземлились у его ног.

– Могу только предположить, Холмс, что вы переоценили мою методичность и обстоятельность.

– Простите, но я был бы признателен, если бы вы обращались ко мне по всей форме, доктор.

Сондерс ничего не сказал, и Холмс продолжал как ни в чем не бывало:

– Я предполагаю, что ваши пальчики отпечатались на ноже, когда вы передавали его Хайделлу, погруженному вами в глубокий гипнотический транс, чтобы он убил им Тэрстона.

Я хранил молчание, пока не почувствовал, что не могу позволить беседе продолжаться в том же ключе и должен высказать возражение:

– Холмс, извините, но это невозможно. Нельзя заставить человека убить, если этого нет в его натуре!

Детектив глубокомысленно кивнул:

– Вы правы, мой дорогой Уотсон! Но убийство как раз не чуждо натуре Хайделла. По крайней мере, он допускает насилие в отношении одной конкретной личности. Догадайтесь какой.

Ответ пришел мне на ум в тот же момент, что и вырвался у Лестрейда.

– Его дядя! – воскликнул инспектор.

– Их драматичная встреча в камере вполне это доказывает. Благодаря вашей «благотворительности», доктор, вы нашли идеального исполнителя в лице Хайделла и эксплуатировали его агрессию, чтобы превратить в живое оружие. Я подозреваю, что вам даже не пришлось давать приказ об убийстве. Вы просто заместили в его сознании лицо дяди лицом Тэрстона и подсказали, где он найдет свою жертву в определенный день. Ненависть к давно потерянному родственнику не давала ему покоя. Без сомнения, Хайделл следовал за Тэрстоном и доктором Уотсоном от их клуба, а потом ждал в засаде на Бейкер-стрит. Большая неудача для вас, доктор Сондерс, но вряд ли стоило ожидать, что молодой человек под гипнозом проявит больше сообразительности.

Щетина под носом у Сондерса задрожала от сдерживаемого смеха.

– Мистер Холмс, какой интересный пациент получился бы из вас! Вы такой фантазер. Жаль, что у вас нет доказательств! Только предположения и дикие догадки!

Одно мгновение казалось, будто Шерлок Холмс потерпел поражение, потому что у него на самом деле не находилось больше аргументов, подтверждающих его правоту. И вдруг он заметил:

– Аккуратный офис – показатель упорядоченного ума, доктор. Ваш кабинет чрезвычайно аккуратен. Каждый предмет на своем месте. Кроме той книги.

Мы все трое одновременно повернулись, чтобы изучить книжные полки Сондерса. Все тома были расставлены с большой тщательностью, кроме одного – месмеровского трактата по гипнотизму, который выступал из общего ряда. Было ясно, что владелец обращался к этой книге совсем недавно. Прежде чем доктор успел возразить, Холмс снял ее с полки.

– Можно полистать? – спросил Холмс.

– Нельзя, – отрубил Сондерс.

– Почему же?

– Я не позволяю.

– Вам придется подчиниться, мистер Холмс, – вмешался Лестрейд. – Ведь книга является собственностью доктора.

Вынужденно уступив, Холмс протянул том Сондерсу, но, когда тот подошел, чтобы взять книгу, выпустил ее из рук и позволил ей упасть. При падении из книги выскользнули две спрятанные между страниц фотографии. Холмс быстро их поднял. Сардоническая улыбка озарила его мрачное лицо.

– Что это у нас здесь? – спросил он. – Ага! Благодаря моей неловкости мы обнаружили очень важную улику. Я опознаю джентльмена на этой фотографии как покойного Чарльза Тэрстона, но другой мне не знаком. Любопытно… Лестрейд, вы можете опознать эту личность?

Инспектор взглянул на снимок, и физиономия его просветлела.

– Он теперь лысый и растолстел, но да, я видел его сегодня… Это дядя Александра Хайделла Морис.

Я начал смутно осознавать, на что намекал мой друг. Идея представлялась невероятной и ужасающей, но все же это было возможно!