– Уотсон! – крикнул он. – Уотсон, вы в порядке?

При звуке его голоса гнев остыл, и я сразу почувствовал, что растратил все силы, стараясь схватить убийцу Тэрстона.

– Со мной все в порядке, Холмс, – выдохнул я, хотя, по правде, чувствовал себя нехорошо.

Я попытался поднять моего пленника, но он оставался лежать словно мертвый на мостовой. С помощью Холмса я перевернул его лицом вверх. Он был в полном сознании. Молодой человек лет двадцати пяти, узколицый, с прямыми рыжими волосами. Но в его голубых глазах я не увидел проблеска мысли.

Хотя миссис Хадсон настаивала, чтобы я остался на Бейкер-стрит и позволил ей позаботиться обо мне, я торопился выяснить все, что возможно, о безумце, который убил моего друга. Назначенный вести дело инспектор Лестрейд, конечно, был только рад нашей помощи. Поэтому через несколько часов мы трое оказались в камере участка при главном уголовном суде на Боу-стрит, когда арестованный начал выходить из своего странного сна-бодрствования.

Он по очереди осмотрел нас, а потом сосредоточился на окружающей обстановке.

– Что… что это за место? – пробормотал он. – Где я?

– Вы в камере на Боу-стрит, – ответил Лестрейд. – Итак, как ваше имя?

Молодой человек на мгновение задумался.

– Мое имя Александр Хайделл. Меня за что-то арестовали?

– «За что-то»?! За убийство, приятель!

Мне не положено было участвовать в допросе, но я не мог и дальше молчать.

– Почему вы убили Чарльза Тэрстона? – спросил я резко.

– Кто вы? – в ответ спросил Хайделл.

– Неважно, кто он, просто отвечайте на его вопрос, – приказал Лестрейд.

– Я никогда не слышал о Чарльзе Тэрстоне.

Инспектор поднял руки к небу, как будто прося даровать ему терпение:

– A, старая песня! Значит, вы ничего об этом не помните? Не помните, как ударили ножом в сердце мистера Чарльза Тэрстона, уважаемого члена лондонского делового сообщества, на ступенях дома номер двести двадцать один «бэ» по Бейкер-стрит?

Хотя в камере было темно, я заметил первые признаки понимания на лице молодого человека.

– Нет, я не убивал, то есть я помню убийство, но не уверен.

– Восхитительно, – пробормотал Холмс, и это было первое слово, которое он произнес, с тех пор как мы вошли в камеру.

– Нож, который мы у вас забрали, напоминает те, которыми пользуются врачи, – продолжал Лестрейд. – Но по-моему, на врача вы не похожи.

– Я не врач, я экспедитор, – возразил Хайделл. – Я же сказал вам: меня зовут Александр Хайделл, я живу на Болтон-стрит, и я никогда не слышал о человеке по фамилии Тэрстон!

– Меня не интересует ваша биография. Я хочу знать, где вы взяли нож!

– Я не помню, – последовал угрюмый ответ.

Хайделл лег спиной к нам и свернулся в клубок. Лестрейд только вздохнул. Я никогда не считал себя профессиональным детективом, но, полагаю, после двадцати лет, заполненных расследованиями, способен определить, когда человек что-то скрывает. Я увидел это тогда и посчитал очевидным признанием вины.

Когда стало понятно, что мы больше ничего не узнаем от убийцы, Холмс попросил разрешения изучить орудие убийства. Лестрейд провел нас в свой офис, крошечную комнату с огромной книгой на столе и телефоном, укрепленным на стене. Он осторожно достал нож из ящика стола и передал его Холмсу, не считая нужным напоминать моему другу о необходимости осторожного обращения с уликой.

Около минуты Холмс изучал оружие с длинным лезвием.

– Уотсон, думаю, это скорее по вашей части. – Заметив мой рассеянный вид, он добавил: – Конечно, если вы в состоянии продолжать.

– Со мной все в порядке, Холмс, – заверил я. – Это бистури. Хирургический нож. Его много лет не затачивали, – сообщил я, рассматривая инструмент, который, однако, оказался достаточно острым, чтобы убить Чарльза Тэрстона.

– Печально, когда вещь, предназначенную для спасения жизни, используют, чтобы ее забрать, – вздохнул Холмс. – Лезвие изготовлено из лучшей шеффилдской стали. Компанией «Томас Ферт и сыновья», если не ошибаюсь. Гравировка на ручке характерна для мастерской Фезерстоуна из Найтсбриджа. Значит, этот заказ был выполнен для состоятельного клиента – бывшего хирурга.

– А почему не практикующего? – усомнился Лестрейд.

Холмс покачал головой:

– Нет. Какой практикующий врач допустит, чтобы его инструменты пришли в негодность? Вам будет довольно просто определить владельца, Лестрейд.

Последняя фраза меня изрядно озадачила. Какая разница, кому принадлежал нож, если Хайделл арестован? Инспектор высказал то же возражение.

Однако Холмс был непреклонен:

– Все так, но разве вас не интересует, как бистури, принадлежавший отошедшему от дел состоятельному врачу, попал в руки простому экспедитору с Болтон-стрит? Как вы сказали, Лестрейд, убийца уже за решеткой. Так какой вред будет в том, чтобы удовлетворить мое любопытство?

Холмс был прав: управляющий мастерской Фезерстоуна, знающий, хоть и несколько надменный джентльмен по фамилии Дэвисон, без труда назвал владельца бистури.

– Ах да, – объявил он резким тоном. – Это был не совсем обычный заказ. Знаете, как правило, мы имеем дело с дорогими столовыми приборами. Может, кто-то из вас, джентльмены, ищет подходящий подарок на свадьбу или к юбилею? Тогда я могу вам предложить… Нет? Ладно, думаю, могу без ложной скромности заявить, что мы удовлетворяем любые запросы самых взыскательных клиентов. И доктор Сондерс остался весьма доволен своей покупкой.

Не успел я опомниться, как мы уже стояли в элегантной приемной доктора Феликса Сондерса на Харли-стрит, хотя происшествие, которое направило нас по столь причудливому пути, – убийство Чарльза Тэрстона – произошло всего несколько часов назад.

Лестрейд присвистнул, оценив шикарную обстановку.

– Должно быть, от пациентов у доктора нет отбоя. Он явно процветает, чем бы теперь ни занимался, – заметил инспектор.

– Теперь он именует себя психоаналитиком, – подсказал Холмс, показывая Лестрейду визитную карточку, которую взял с подноса.

Инспектор протянул руку, явно желая изучить визитку, но Холмс, очевидно не заметив его движения, положил карточку себе в нагрудный карман.

Проигнорировав такое явное пренебрежение, Лестрейд продолжил:

– Значит, этот тип – психиатр, как тот немецкий доктор?

Грянувший из дверей голос заставил нас всех повернуться в ту сторону:

– «Тот немецкий доктор» родом из Моравии, и его зовут Фрейд.

Доктор Феликс Сондерс оказался настоящим гигантом. Его бугристое, изборожденное глубокими морщинами лицо и свирепые глаза не могли не привлечь внимания. Огромная седая борода цветом напоминала пепел сигары, усыпавший его жилет.