сам видишь? Так снимай замок!

Еще минута, и стражник уступил бы напору толпы, но тут послышался конский топот, и на рыжей лошаденке подскакал судья в зеленом мундире, а за ним два стражника. Толпа сразу отхлынула и замолчала. Молодой стражник вытянулся в струнку на крыльце.

— Почему тут толпа? — спросил судья, спешившись и вытирая пот с лица красным платком. Он окинул толпу орлиным взглядом и приосанился. — Что вам нужно?

— Мальчишку моего забрали, господин судья! — ответил мейстер Вальтер. — А мне без подручного никак не обойтись. Отпустите его, чего зря держать?

— Как? — сказал судья, с важностью выпятив нижнюю губу. — Как отпустить? Он у госпожи бургомистерши брильянтовую брошь украл. Это настоящий разбойник!

В толпе ахнули. Мейстер Вальтер даже покачнулся.

— Какую брошь? — спросил он охрипшим голосом.

— А вот какую. — Судья, довольный тем, что его, затаив дыханье, слушает вся толпа, стал наставительно рассказывать: — Вчера госпожа бургомистерша каталась в коляске с маленьким сыном. В Альтдорфе какой-то мальчишка показывал обезьянку на улице. Госпожа бургомистерша с маленьким сыном вылезла из коляски и долго забавлялась обезьянкой. Приезжают домой — хвать, пропала брильянтовая брошка, которой госпожа бургомистерша закалывает кружево на груди. Мальчишка пойман и будет наказан.

— Смею сказать, господин судья, — вмешался молодой стражник, — пойманы двое мальчишек. Один — с обезьянкой, другой — с куклой.

— Оба будут наказаны кнутом и посажены в тюрьму, чтобы воры и бродяги не шатались по нашим дорогам! — твердо и отчетливо сказал судья.

У меня подкосились ноги. Я так и сел на пол под окном. «Оба будут наказаны кнутом». Пьетро ничего не понял и спокойно вылизывал горшок из-под похлебки. Я прислонился головой к шершавой стене. Как сквозь сон, я услышал крик мейстера Вальтера:

— Это неправда! Я пойду к бургомистру!

— Идем к бургомистру! — крикнул еще кто-то, и шаги протопали под окном.

Мы будем наказаны кнутом!

Я очнулся, когда молодой стражник потряс меня за плечо.

— Эх, малый, раскис… — сочувственно сказал он. — Пойдем к судье… Оставьте обезьянку здесь, идем на допрос.

— Нет! — закричал я. — Не пойду! Не пойду! Нас будут бить!

— Да не бить, а на допрос… Ступай, ступай, — судья, может быть, по правде рассудит! — ответил стражник.

Пьетро покорно шел впереди. В сводчатой комнате за столом сидел судья. Я видел его рыжий парик и серебряные очки на крючковатом носу, но не понял, что он спрашивает. Стражник толкнул меня в плечо и сказал:

— Да отвечай же, куда ты сплавил брошку?

— Я не брал брошки… — еле пролепетал я.

— Так. Запирается… — сказал судья и записал что-то на бумаге гусиным пером. Потом он стал спрашивать Пьетро.

Пьетро сначала не понимал, а когда понял — закричал, замахал руками, клялся и божился, что он не брал брошки, потом упал на колени, бил себя в грудь и плача просил судью отпустить его к больной матери.

— Так. Запирается… — повторил судья. — Наказать их обоих кнутом и заключить в тюрьму!

Сводчатый потолок пошел вокруг меня колесом. Пьетро громко рыдал… Вдруг с треском распахнулась дверь, и, отталкивая дюжих стражников, в комнату ворвался мейстер Вальтер. Он размахивал над головой каким-то листком и тащил за рукав курносого детину в голубой ливрее. За ними, крича и топая, вперлась толпа.

Судья застыл, разинув рот. Мейстер хлопнул на стол листок.

— Вот! — крикнул он. — Письмо от господина бургомистра, а вот его камердинер!

— В чем дело? — пробурчал судья, глядя поверх очков.

Курносый детина подошел к столу.

— Господин бургомистр свидетельствует свое почтение господину судье и сообщает, что брошка нашлась за подушками коляски.

— Ура! — заорали все, кто вперся за мейстером.

Меня и Пьетро схватили на руки и вынесли на улицу. От свежего воздуха у меня перехватило дух. Все махали шапками, голосили, качали мейстера Вальтера так, что его подбитые гвоздями сапоги взлетали над крышей. Пекарь, радостно хохоча, хлопнул меня по спине.

— Отстояли мы тебя, парнишка!

Молодой стражник, улыбаясь во весь рот, вынес обезьянку в синем плаще. Она проворно забилась за пазуху Пьетро. Мейстер пожимал руки друзьям и собирался влезть на Гектора. Я дернул его за рукав.

— Можно Пьетро пойти с нами, мейстер?

— А это кто? Твой земляк? Пускай идет, накормим его ужином. Вишь как осунулся.

Мы сели на Гектора — я впереди, за мной мейстер Вальтер с Геновевой в кармане, а позади Пьетро с обезьянкой. Так поехали мы впятером по улицам Тольца, а веселая толпа провожала нас, распевая песни.

Ценой Пульчинеллы

В полях поднимался густой туман. Меня знобило. Гектор бежал бодрой рысцой, и каждый его шаг отзывался болью у меня в голове.

Мейстер Вальтер бранился:

— Подумаешь, велика беда — брошка пропала у госпожи бургомистерши! Да и не пропала вовсе, а они — совести у них нет! — уже ребят в тюрьму тащат! Перед знатью так трясутся, что разум теряют, окаянные!

— А нас наказали бы кнутом, если бы ты не пришел? — спросил я, с трудом поднимая горевшие веки.

Мейстер Вальтер ничего не ответил, только причмокнул губами, торопя Гектора.

Я дрожал все сильнее. На холме показались огонька Нейдорфа.

Вдруг по дороге с холма побежали две темные фигурки. Одна прихрамывала, у другой за плечами развевался платок. Это Марта и Паскуале бежали нам навстречу.

— А, птички-невелички по небу летят — перышки блестят, — заверещал мейстер и, переменив голос, запел басом: — а на Гекторе верхом едут гости впятером. Марта, угадай, кто у нас пятый?

Марта, запыхавшись, вглядывалась в сумерки.

— Иозеф! — радостно крикнула она и протянула руки.

— Нет, Иозеф сегодня первый. Он у нас — герой. А кто пятый?

Паскуале тоже подбежал и ласково хлопал меня по ноге.

— Вернулся, Пеппино!

— Пауль, кто у них пятый?

Марта осторожно вглядывалась в Пьетро.

— Пьетро! — крикнул Паскуале. — Откуда ты взялся?

— Пьетро — третий, его обезьянка — четвертая, а пятый — вот кто! Держи! — И мейстер Вальтер протянул Марте Геновеву.

— Геновева! — Марта прижала к себе куклу.

— Мы взяли у Геновевы плащ, Марта, потому что обезьянка замерзла… — начал говорить я, но в горле у меня так запершило, что я закашлялся.