– Удалось сохранить, но угроза прерывания остается.

– Так, с этого дня я запрещаю тебе ездить в клинику к дочери. У тебя, кажется, есть няня? Вот пусть она и выполняет свои обязанности. Будешь посещать ее раз в неделю, думаю, этого будет достаточно.

Я вскипаю за доли секунды. Резко сажусь и прямо смотрю в глаза Алисы. Пусть не думает, что я боюсь ее и за полученные деньги буду пресмыкаться перед ней, выполняя все дурные прихоти, как цирковая собачка.

– Я буду ходить к дочери столько, сколько посчитаю нужным, Алиса. Ты не вправе мне запретить!

– Ты носишь моих детей! И я не хочу, чтобы они родились ущербными только потому, что суррогатная мамаша без мозгов и не заботится о них. По договору…

– В договоре ни слова не сказано об ограничениях на передвижение, – чеканю, поднимая вверх указательный палец и наставляя его на Алису. – Если же ты считаешь, что я грубо его нарушаю, то давай разорвем его, и прямо сейчас сделаем аборт.

Я блефую, играя на грани. Потому что уверена: она ни за что на это не пойдет, ведь дети нужны ей, чтобы сохранить брак с Лукой. Особенно сейчас, когда он выяснил, что у него есть дочь и намерен близко с ней общаться. Но и промолчать, позволяя Алисе идти по головам, не позволю. Иначе в будущем она посчитает нужным запретить мне дышать.

– Если с моими детьми что-то случится, я устрою тебе ад, поверь, – шипит коброй эта «образцово-показательная» женщина. Будущая мать, кстати. – Твоя дочь не получит лечения ни в одной клинике города. Так что будь благоразумнее и думай наперед. Мои дети должны быть в приоритете.

Она выходит из палаты, не прощаясь и оглушительно хлопая дверью. Откидываюсь на подушки и отчаянно жму кнопку вызова медсестры. Самой мне не справиться с накатившим волнением.

А мне есть чего бояться. Жестокость и эгоизм Алисы не знают границ. Что-то мне подсказывает, она запросто может привести в действие то, что только что пообещала…

Глава 36

Рада

Я благодарю судьбу, что семь лет назад забеременела именно от Луки, а не от какого-либо другого мужчины. Потому что лучшего отца для Кнопки и детей, что я сейчас ношу под сердцем, нельзя и желать.

Мой больничный растянулся на две недели, и на все время был прописан строгий постельный режим. И Лука буквально разрывался между работой, мной и Кнопкой. Они очень сблизились за это время, весело проводят вечера, судя по видеозвонкам и довольным глазам нашей малышки. Она также по секрету поделилась как-то, что пару раз Лука оставался с ней ночевать по ее же просьбе, перенеся офис прямо в палату. Считаю, что это – высшее доверие ребенка, когда она говорит именно папе, что ей страшно, и просит его быть рядом. А Оля не из тех, кто подпустит к себе кого попало.

Операция Кнопки уже завтра. Ее пришлось перенести, потому что прямо накануне обнаружилось, что некоторые показания в анализах ухудшились, и потребовалась терапия.

Чем ближе день операции, тем сильнее наша Ежик (ко мне тоже прицепилось ее прозвище, которым наградил Лука нашу малышку) становилась молчаливее и серьезнее. Все чаще уходила в себя. Я дико волновалась по этому поводу, но Лука успокоил, сказав, что обговорил с врачом этот момент. Он сказал, что сильные детки так переживают стресс, и стоит дать возможность побыть им наедине с самими собой.

Я никак не могу принять того факта, что моя Кнопка – сильная девочка. Ей всего шесть. Ей бы в куклы играть, с подружками бегать да мультики смотреть, а она сильная, готовится к операции, еще и меня умудрялась успокаивать.

Мы с Лукой как-то, не сговариваясь, сегодня все делаем сообща и синхронно. Уложили нашу малышку, укрыли одеялом, поцеловали по очереди в щечки и сели на кровать по обе стороны от дочери. Лука рассказывает какую-то веселую сказку, но сегодня слова проходят мимо меня.

Мне страшно. Настолько, что скручивает от боли, хочется выть от бессилия. Хочется орать во все горло, за что это все нам?! За что моей малышке?! Почему я не встретила Луку раньше, не нашла? Ведь тогда детство нашей Кнопки было бы куда более красочным, она чувствовала бы себя в защищенности…Но судьба подарила ей долгожданного папу только тогда, когда она заболела. За что такая несправедливость?!

Слезы сдержать уже нереально, и я тихонько, стараясь не привлекать к внимания, выхожу из палаты. Останавливаюсь у окна, обнимая себя за плечи. По моим щекам струятся слезы. Я уже не рыдаю, как когда только поставили диагноз, а беззвучно плачу, потому что держать страх в себе просто невозможно.

Дав волю эмоциям, вытираю слезы и возвращаюсь в палату, где меня встречают две пары удивительно похожих глаз.

– Мамочка, ты что, плакала? – малышка сводит бровки к переносице, точь-в-точь, как это делает ее папа. – Тебе же нельзя, мои братики или сестрички будут тоже волноваться.

– Нет, Кнопка, я не плакала. Просто…надо было выйти на минуточку.

– Не плачь, мамочка, все будет хорошо. Сядь рядышком, – протягивает руку, и я спешу взять маленькую ладошку в свои и целую ее, крепко сжимая между своих ладоней. Вторую руку она протягивает Луке, и так мы и сидим некоторое время молча, просто наслаждаясь обществом друг друга.

– Папа, пообещай мне кое-что, – серьезно просит Кнопка, а мы с Лукой как по команде замираем и вытягиваемся по струнке.

– Ежик, как…как ты меня сейчас назвала?

– Папа. Ты же сам мне сказал, что ты – мой папа. И я теперь буду тебя так называть. Потому что ты – мой супермен, с тобой мне ничего не страшно.

Лука тяжело сглатывает, его кадык дергается, и пальцы свободной руки сжимаются в кулак. По стиснутым челюстям понимаю, что он сдерживает рвущиеся наружу чувства, чтобы не пугать и не смущать нас.

– Спасибо…спасибо, моя девочка. Доча.

Лицо Олюшки озаряет счастливая и довольная улыбка, и мои глаза снова увлажняются. Я мечтаю видеть ее всегда такой: радостной, веселой и обязательно здоровой.

– Так пообещаешь или нет?

– Все, что захочешь, сладкая, – сипло бормочет счастливый папа, не отошедший от щедрого подарка дочери.

– Пообещай, что, если я выздоровею и выйду из этой больницы, ты подаришь мне котенка, – и строит такие глазки, что кот из Шрека даже близко не стоял.

– Во-первых, не «если», а «когда»! Мы с тобой это уже обсуждали. А, во-вторых, мы вместе с тобой съездим и выберем.