— Да, мэм. А вы… вы как? В порядке?

— Нет. Совсем не в порядке. — Она чувствовала на щеках слезы и вкус соли во рту. — Он мертв.

Слова опустошили ее изнутри, не оставив ничего, кроме мучительной боли, которая не уменьшалась.

Они оба теперь стояли, Тапперы, но оставались на месте и смотрели на нее как-то странно. Они не поняли.

— Капитан Марлоу. Мне прислали… извещение.

Она вынула из кармана смятый листок бумаги, истерзанный и истертый оттого, что слишком крепко был зажат в ее кулаке, и протянула им.

Миссис Тапер пристально посмотрела на мистера Таппера.

Все это выглядело так странно. Как могли они вот так стоять?

Миссис Таппер осторожно вышла вперед, держась за спинку стула для устойчивости или храбрости, как обычно делают, приближаясь к отвязавшейся собаке.

— Мэм. Вы пережили удар. Страшный удар.

— Господи, да. Ужасный удар.

Из ее горла вырвался звук, похожий то ли на хохот, то ли на крик. Закрыв лицо рукой, она отвернулась, уставившись на простой каменный пол. На свои туфли. Они были покрыты грязью.

— Все безвозвратно погибло.

— Бедный ягненочек.

Миссис Таппер приняла ее в свои руки, ласково окутав пропахшим лавандой теплом своих объятий. Лиззи обвила миссис Таппер руками, чтобы остановить дрожь, которая, начинаясь в кистях, спускалась вниз, к коленям.

Чудовищная боль в груди продолжала разрастаться, и Лиззи больше не могла ее сдерживать. Горе выплеснулось и горячими жгучими слезами и жалобными рыданиями. Ей было стыдно, что потеряла самообладание, но слишком велико было горе. Слишком ужасно.

И виновата в этом была она сама. Это она обрекла его на погибель. Потому что небрежно согласилась на его предложение. Смеялась и шутила, когда он сказал, что его могут убить. И так и не призналась, что любит его больше всех на этой прекрасной, пустынной планете.

И какими бы ни были условия их соглашения, она никогда его не простит за то, что он так внезапно оставил ее совершенно одну.

Первой мыслью Лиззи, когда она проснулась, было то, что миссис Таппер при всей своей чопорности была такая же лукавая, как и ее мама, и, должно быть, добавила что-то в чай. Второй мыслью было то, что, несмотря на неприятную сухость во рту, утро стояло прекрасное. Она находилась в мансардной комнате, маленькой и уютной.

Вероятно, в домике Тапперов.

И тут ее ударило, как молотом между глаз. Сосущая пустота. Острая, пронзительная боль.

И возобновилась дрожь. Началось все с рук, когда, откинув одеяло, потянулась за одеждой. Она совершенно запутала шнуровку корсета из-за волнения и не смогла его с себя снять. Надела поверх остальную одежду, нимало не заботясь о своем виде. Все это не имело значения. Важно было поскорее встать и начать двигаться, уйти отсюда, пока не подкосились ноги, пока не растеклась в жалкую, бесформенную лужу безмолвных слез.

Держась за перила, она спустилась вниз по лестнице и сразу направилась к двери, не ответив на оклик миссис Таппер. Ей хотелось пройтись, оказаться на воздухе и отвлечься, как отвлеклась вчера, когда прискакала сюда.

Неужели это было только вчера? Казалось, прошла уже вечность. Как будто земля изменилась. А она и вправду изменилась.

Как странно. Менее двух недель назад мысли о Джеймсоне Марлоу совсем не посещали ее голову. Она не видела его десять лет, и за все эти десять лет они ни разу не обменялись ни словом, ни письмом.

А теперь она только о нем и думала. У нее было ровно четыре дня воспоминаний, чтобы заполнить пустоту, которая приходила раньше и которая придет потом. Пустоту, которая началась в тот момент, когда она прочитала проклятое письмо, и будет длиться до конца ее дней.

Она бродила, снова и снова меряя шагами пространство вдоль скалы, по берегу, в поле, в попытке изгнать боль из тела. Изнурить тело, чтобы сознание наконец прекратило настойчиво цепляться за болезненную правду.

— Мэм. — Она повернулась на голос. На дорожке в ореоле света, отбрасываемого фонарем, стоял мистер Таппер. — Миссис Марлоу. Прошу вас, мэм. Уже темнеет. Вы босая, вам лучше пройти в дом.

Она отвернулась, устремив взгляд на берег, где на западе последние лучи солнца заливали горизонт оранжевой краской. День близился к концу, и над ее головой простиралась тюремным заточением безграничная ночь. Она взглянула на свои ноги. Таппер сказал правду: туфель на ней не было. Она не имела права искать утешения в их красоте. Если бы надела их, то навеки потеряла бы тот покой, который однажды обрела, когда их носила. Но ее ноги замерзли.

— Мэм, вы весь день ходили и ничего не ели. Идемте к нам. Миссис Таппер приготовила вам ужин.

— Я… не могу.

Она заслужила холод. Такой же холод, что сковал Джейми, затонувшего где-то на морском дне. Холод навеки.

— Пожалуйста, мадам, ради миссис Таппер. Она так беспокоится.

Лиззи посмотрела на него. Его лицо пересекали морщины напряжения и тревоги. Тембр голоса был у него такой же грубый, как и черты его лица, но держался он с достоинством и уверенностью. Он коротко кивнул и поднес ко лбу пальцы.

Явно морской жест.

— Позвольте спросить, мистер Таппер, вы, случайно, во флоте не служили?

— Да, мэм. Боцманом.

Как она и думала. Джейми привез с собой с флота своего наименее удачливого товарища.

— Сколько же лет вы состояли на службе у его величества?

— Почти тридцать, мэм. Пока не потерял в Тулоне свою клешню.

Как это похоже на Джейми — привезти супружескую чету сюда, в Гласс-Коттедж, когда Таппер стал не нужен флоту. Как заботливо. И как неосмотрительно доверить бывшему боцману, однорукому человеку, управлять имением.

— Это там вы встретили капитана Марлоу?

— Так точно, мэм, в восемьдесят восьмом.

Разговор с кем-то, кто знал и любил Джейми, в какой-то степени облегчил ее состояние.

— Ему, должно быть, было всего восемнадцать. Такой молодой.

— Ну да. Ему только присвоили третьего лейтенанта под командованием капитана Джекмана.

— И как долго вы вместе плавали?

— До Тулона, мадам. В беде и в радости.

За грубовато-добродушными словами Лиззи уловила скрытые чувства. Да, она потеряла Джейми, но и Таппер, который провел с ним гораздо больше времени, который знал его как взрослого мужчину, тоже потерял.

— Да, он был преданный и верный, правда?

Он и ей был верен. Вернулся к ней после стольких лет, чтобы жениться.

— Да, мэм. И он бы не хотел видеть вас вот такой на улице. Прошу вас, мэм.

— Осмелюсь сказать, вам повезло, что вы ушли из флота. Похоже, занятие это смертельно опасное.