Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– На данный момент, бригаденфюрер, я не готов ответить на ваш вопрос, – признался Грейфе.
Но Шелленберг не слышал да и не слушал Грейфе, по-кошачьи улыбаясь.
– Зато такой человек есть у меня. И это говорит о пробеле в вашей подготовке. Вы даже не подумали о том, что Таврину нужна связь с нами, а нам, соответственно, нужна связь с Тавриным. Так вот, господа, глазом, ухом, голосом Таврина в операции «Возмездие» будет… Лидия Бобрик. Личное дело агента Бобрик у вас есть. Какие будут возражения?
– Никаких, бригаденфюрер, – согласился с шефом Грейфе. – Кандидатура Бобрик хороша еще и тем, что она в 1940 году окончила Винницкий медицинский институт. Это на всякий случай.
– Да! Очень хорошо! Тогда перейдем к самому главному на данном этапе: утверждению схемы операции. Кто будет докладывать?
– Разрешите, бригаденфюрер? – с готовностью ответил Скорцени.
– Давайте, Отто.
– Мы перебрасываем Таврина по воздуху в одну из ближайших к Москве областей. Он любыми способами пробирается в советскую столицу и, устроившись там на жительство, разведывает местонахождение и маршруты поездок Сталина, изучает пропускную систему на торжественных заседаниях и Красной площади, проникает туда и в удобный момент совершает террористический акт.
Шелленберг встает со своего места, прохаживается в задумчивости по кабинету. Грейфе и Скорцени сидят, уткнувшись в свои бумаги.
Шелленберг через несколько минут снова садится на свое место.
– Согласен! Разрабатывайте легенду для Таврина и Бобрик, работайте над деталями плана, который должен лежать у меня на столе не позднее чем через две недели. После утверждения плана Кальтенбруннером мы все вместе будем докладывать о нем рейхсфюреру. Идите работать, господа.
Люксовый номер в одной из берлинских гостиниц давно служил местом встреч Шелленберга со своими агентами и осведомителями. Об этом знали лишь очень немногие, что позволяло молодому любимцу Гитлера и Гиммлера чувствовать себя здесь в полной безопасности и иногда позволять себе вольности.
Сейчас он сидел в одиночестве в кресле за небольшим столиком. Негромко играло радио: сначала звучала музыка (что-то из Вагнера), затем началась трансляция выступления на одном из заседаний Йозефа Геббельса. На столике фрукты, легкая закуска, приборы и фужеры на две персоны. Шелленберг наливает себе немного вина, выпивает, отламывает от ветки виноградинку, кладет в рот, смакуя. Смотрит на часы и недовольно качает головой.
Наконец, дверь открылась, и на пороге появилась в элегантном черном вечернем платье Лидия Бобрик. Два дня назад она сделала себе новую укладку волос и выглядела свежо и необычно. Шелленберг поначалу залюбовался ею, словно увидел впервые, но тут же взял себя в руки.
– Позволяете себе неслыханную дерзость, фрау, опаздывая, – выражая неудовольствие на своем лице, строго произнес Шелленберг. – Я ведь вызвал вас не на свидание, а на важную встречу. Важную прежде всего для вас, фрау Лида.
– Я прошу прощения. Был сигнал воздушной тревоги, в городе возникла паника, и трамваи остановились. Пришлось идти пешком.
– Допустим, вы меня убедили в вашей невиновности.
Он поднимается и, улыбаясь, подходит к Бобрик, берет ее руку в свои, подносит к губам и целует.
– У вас сегодня новый запах. Вы решили сменить не только прическу, но и духи?
– Это Таврин подарил мне флакон «Шанель № 5», – смутилась Бобрик. – Решила попробовать.
– И прелестно! Впрочем, вам идут любые духи. В вашем присутствии я всегда чувствую себя каким-то робким мальчишкой. А сегодня это нежелательно.
Бобрик смущенно улыбается. Шелленберг, не выпуская ее руку из своей, подводит даму к креслу, помогает сесть. Разливает в фужеры вино, садится сам напротив.
– Угощайтесь, фрау Лида. У нас впереди долгий и важный разговор, а на пустой желудок и всухомятку ни один разговор не склеится.
Некоторое время они заняты вином и закусками. Геббельс по радио все продолжал свое выступление. Наконец Шелленберг глянул на часы, откинулся на спинку стула, закинул ногу на ногу и закурил сигару. Выпустив дым изо рта, он разогнал его рукой и посмотрел на Бобрик.
– Фрау Лида, Таврин, кроме того, что дарит вам духи, других предложений не делает?
– То есть, что вы имеете в виду? – не совсем поняла вопрос Бобрик.
– Ну, например, не предлагал ли он вам руку и сердце? – улыбнулся Шелленберг.
– Была бы другая ситуация, возможно, и предложил бы, – серьезно ответила Бобрик.
– Жаль, жаль, а я уж хотел было напроситься шафером на вашу свадьбу… Вы считаете, что он любит вас?
– Мне кажется, да, и совершенно искренне.
– А вы его?
– Разрешите мне не отвечать на этот вопрос, господин Шелленберг.
– Значит, вы его тоже любите. В таком случае, вы ставите под угрозу всю вашу дальнейшую карьеру. Вы понимаете это? Вам поручили следить за Тавриным, а не влюбляться в него.
Бобрик склонила голову и виновато забормотала еле слышно:
– Я старалась, как могла. Но сердцу не прикажешь. Я виновата и готова понести наказание.
– Готовы? – Шелленберг посмотрел на Бобрик в упор.
– Готова! – женщина выдержала его взгляд.
– Ну что ж, наказание для вас мы уже придумали. Принято решение забросить Таврина в тыл к русским. И не просто в тыл, а в Москву. И не просто забросить, но и поручить ему очень ответственное задание… Соображайте, фрау Лида. То, что я вам сейчас говорю, знают только руководители РСХА и вы. Даже сам Таврин пока еще не поставлен в известность. Это первое мое для вас наказание.
– Скорее, проверка.
– Можно истолковать и так, если хотите. Так вот, цель моей нынешней встречи с вами состоит в следующем: вы – ключевое звено операции. Вы должны установить за поведением и действиями Таврина в советском тылу неусыпный контроль. Ваша главная задача – добиться во что бы то ни стало решительных действий Таврина по выполнению задания. При его малодушии, трусости, умышленной задержке в выполнении задания вы должны реагировать не столько словом, сколько силой оружия. В случае прямого предательства Таврина я категорически вам приказываю убрать его.
Их взгляды снова встретились. Пауза длилась почти целую вечность, но ни один мускул не дрогнул на лице женщины. По радио снова зазвучала маршевая музыка.
– Я поняла приказ, господин Шелленберг.
– Надеюсь, фрау Лида, вы понимаете, что я сегодня сказал вам слишком много, рискуя и собственной карьерой.
– Меня же проверяли ваши спецорганы. Я доказала свою преданность Германии и тому делу, которому сейчас служу.
– Именно поэтому я с вами и откровенничаю.
– Но, простите, господин Шелленберг, в каком качестве вы хотите меня отправить в тыл? Не в качестве же просто жены Таврина?