– А вы часто ругались со своими соседями? – поинтересовалась Валька, стараясь узнать об Ольге хоть что-то.

– Смотря с какими. Сколько же у меня их было… Много. Одного соседа я даже пыталась отравить, все нервы мне истрепал, паршивец! Он не любил мою кошку Клариссу и все норовил выбросить ее в окно. Заметьте, не выставить за дверь, а выбросить в окно!

– Пожалуйста, расскажите что-нибудь о Кравченко, – попросил Сергей. – Мы ищем родственников одной нашей подруги, она живет одиноко и мечтает отыскать хоть кого-нибудь…

– Как я ее понимаю! – воскликнула Ия Марковна и с чувством хлопнула ладонью по столу. – Я тоже очень одинока и страдаю по этому поводу страшно сказать как. Живу одна в хоромах, – она обвела рукой заставленную старой мебелью комнату, – и не с кем даже словом перекинуться. Здесь еще прописан мой внук, но мы не видимся. У мальчика много дел: работает, учится. Ах, я обманываю и себя, и вас… Может же, негодник, хоть раз в месяц навестить свою драгоценную бабушку!

Далее возмущенная хозяйка поведала о своих семейных передрягах. Слушая монолог о тете Эмме, нагулявшей шалопая Тему, о дочурке Манюсечке, сбежавшей к занудному Петру Петровичу, и о троюродном брате Андрюшеньке, мечтающем отхапать квартиру на Арбате, Сергей ругал себя последними словами. И дернул же черт заговорить о подругах да родственниках, так они от Береговской вообще не уйдут – беседа затянется как минимум до ночи.

Посмотрев на Вальку, Сергей сдержал улыбку, но уголки губ дрогнули – «напарница» сидела, подперев щеки кулаками, округлив глаза и буквально открыв рот от восхищения и любопытства. Н-да… Ия Марковна в конкурсе на Лучшую Рассказчицу Столетья победила бы любого соперника!

– …вот такие дела, – подвела итог хозяйка, разводя руками. – А Кравченко давно уж здесь не живут, уехали за границу. Чемоданы упаковали и – в путь-дорожку! Я, признаться, не одобряю таких скоропалительных поступков. Наша родина здесь. Лично я ни в какой другой стране помирать не желаю. Уехали. Да, к французам!

Валька в очередной раз обменялась с Сергеем взглядом и заерзала на стуле. Шерлок Холмс, Эркюль Пуаро, комиссар Мегрэ, Ниро Вулф, мисс Марпл… Ей есть с кого брать пример, и теперь она сама может задать пару вопросов и получить нужную информацию.

– А какие комнаты им принадлежали? – спросила Валька, ерзая на стуле.

– Да вот эта, например. Здесь как раз располагалась спальня Олюшки. До того вздорная девчонка была, носилась так, что пыль столбом стояла! И пела пискляво-пискляво, аж уши закладывало. – Ия Марковна сморщилась и дернула носом, пытаясь лучше объяснить, какие же чудовищные муки приходилось терпеть из-за юного «дарования».

– Прямо здесь… – еле слышно произнесла Валька. Поднялась, подошла к массивному шкафу и дотронулась до ободранного угла. – А эта мебель ваша?

– Частично. То есть теперь-то вся моя. Родители Оли что-то продали, что-то мне оставили. Не с собой же тащить на край света! Я первые три дня королевой ходила – простор, тишина. А потом сердце точно тисками сдавило, и рада бы Олюшкино пищанье послушать, а поздно… Уехала она. – Ия Марковна вздохнула. – У окна кровать стояла, а в углу письменный стол. Его Селезневы со второго этажа купили. Ох, и хороший был стол, широкий, крепкий, с тремя ящиками.

Валька сосредоточилась и точно губка принялась впитывать атмосферу комнаты. Ей нестерпимо захотелось пробраться в прошлое и увидеть то, чего увидеть невозможно, поймать обрывки фраз или хотя бы писклявое пение Ольги. Как показывает практика, особенно любят петь те, у кого нет никакого таланта. Скрипят, тянут, завывают и еще ждут непременного одобрения. Валька, вспомнив, как сама пару раз изображала великую певицу и как Наташка хохотала и молила больше не повторять попыток, широко улыбнулась и подошла к комоду. Сергей задал Ии Марковне очередной вопрос, но его слова показались глухими и далекими…

Полосатые обои, отклеившиеся в углу, нацарапанный на подоконнике рисунок (маленькая бабочка), потрескавшаяся рама окна, серый линолеум в крапинку, метки карандашом на дверном косяке: 10 лет, 12, 15… Наверное, Ольга отмечала свой рост… Валька дотронулась до неровных надписей и почувствовала, как немеет язык, как ноги становятся чужими, ватными, как начинает пульсировать вена на виске…

– Сейчас я загляну в прошлое. Сейчас, – прошептала Валька, представляя себя гипнотизером, провидицей, гадалкой и экстрасенсом сразу. Сердце ухнуло, застучало ровнее, опять ухнуло. Какую же женщину любил отец? Красивую. Да. Ее внешность уже известна, но душа?.. Валька замерла и напряженно стала прислушиваться, надеясь на мистическое чудо.

Вот Ольга. Стоит у окна – юная, дерзкая, задорная. Она медленно поднимает голову, убирает темную челку со лба, лукаво улыбается и начинает петь. Плавно, переливчато. «Ля-ля-ля-ля…» Проводит пальцем по стеклу, и раздается препротивнейший скрип. Где-то хлопает дверь, бормочет радио и каркает ворона, только Ольга не замечает этого. «Ля-ля-ля-ля…» – летит по комнате, кружит и волнует. И не так уж и пискляво получается, просто тонко и как-то непривычно… Но вдруг Ольга, резко повернувшись, встречается взглядом с Валькой. «Ля-ля-ля-ля…» – пение становится громче, четче и взлетает к потолку!

– …вечно я спотыкалась о ее коньки, бросит в коридоре, и делайте что хотите, – донесся голос хозяйки. Валька вздрогнула, видение исчезло. – Игорь Матвеевич тренировал молодежь, учил всякие акробатические трюки на льду выделывать, и Олюшку, конечно, к этому привлекал. Родители из нее фигуристку вырастить хотели, но девочка упала, повредила колено, и о всемирной славе пришлось забыть. – Ия Марковна покачала головой, а затем вздохнула. – Наверное, оно и к лучшему, чего детей спортом терзать? Я гимнастику по телевизору смотреть не могу – сердце кровью обливается и аж заходится от страха. Малявки еще, а так прыгают! Жалко же.

– А после травмы она бросила фигурное катание? – поинтересовалась Валька, прогоняя прочь остатки наваждения. И все же в груди подрагивали крыльями разноцветные бабочки… Это было то самое ощущение, которое возникло при расставании со странным Федором.

«А он-то тут при чем?» – усмехнулась Валька. Ища спасения от смуты в душе, она быстро посмотрела на Сергея и коротко улыбнулась. Тот тоже посмотрел на нее и тоже улыбнулся.

– Да нет, куда там! Как зима, так на каток, но это уже для удовольствия. Я однажды от скуки пошла с Олюшкой погулять. Нет, коньки не надевала, просто села на скамеечку и давай любоваться. Красавица. Такие кренделя выписывала! Все только на нее и глядели!

«Нет, папа познакомился с Ольгой не на Арбате», – осенило Вальку. И почему же она сразу не догадалась? Отец очень любил ходить на каток, говорил, что чувствует себя на льду молодым. Он и ее, маленькую Вальку, иногда брал с собой. Щелкнет по носу и шепнет: «Ну, покажем, на что мы способны?», а она обязательно засмеется в ответ. Какая из нее фигуристка? Ноги в разные стороны разъезжаются, руки воздух хватают, и того гляди нос со льдом встретится. Только однажды получилось два круга нормальных сделать, и гордость распирала от этого события почти два дня.