«И отправил Нилха Сэнгум к отцу Ван-хану посла по имени Сайхан тудэн, чтобы пересказал ему слово в слово эти речи (Жамухи и его приспешников. — А. М.).

Выслушав посланника, Ван-хан молвил: «Негоже, сын мой, дурно думать о Тэмужине! Поверь, в нем наша главная опора. За мысли скверные о нем Всевышний Тэнгри лишит нас своего благоволенья. А Жамуха, известный всем бродяга и болтун, на Чингисхана зря напраслину возводит».

И отослал посланника он с этими нелестными словами к сыну.

И снова Сэнгум отправил посла к отцу со словами: «Почто, отец, ты Жамухе не веришь?! Он — честный человек и искренен в словах!»

Не в силах убедить отца, Сэнгум явился самолично к нему и сказал: «Даже теперь, когда ты в добром здравии, отец, нас, сродников твоих, он ни во что не ставит. Но поперхнись ты белым молоком, кусочком мяса подавись внезапно, и вовсе отберет улус, с таким трудом Хурчахус буйруг-ханом некогда собранный, лишит нас власти, что, терпя лишения, ты многие годы укреплял!»

И молвил Ван-хан: «Как руку мне поднять на названого сына, который был воистину опорой нам?! Замысли мы такое, от нас, неверных, тотчас Всевышний Тэнгри отвернется».

Услышав сие, вознегодовал сын его Нилха Сэнгум. И вышел он прочь, хлопнув дверью.

Тогда не выдержало отцовское сердце любящее, и уступил Ван-хан. И призвал он к себе сына Сэнгума и молвил: «Небесного Владыки кары убоясь, не смел поднять я руку на названого сына, Чингисхана. Но коль по силам вам такое, что же, воля ваша!»»[455]

Как считает монгольский чингисхановед Ж. Бор, «Жамуха, найдя убедительные аргументы, показал себя неплохим дипломатом. Для реализации своих замыслов он вторично использовал мифический тайный сговор Чингисхана и найманов в качестве жупела для Ван-хана и его сына.

Поскольку найманы на протяжении нескольких поколений вмешивались во внутренние дела хэрэйдов, вплоть до решения вопроса о престолонаследии, Жамуха справедливо, как потом оказалось, считал, что перспектива союза найманов и Тэмужина не могла не напугать хэрэйдов»[456].

Очевидно, боязнь союза найманов и Тэмужина оказалась даже сильнее страха перед Всевышним Тэнгри, который, как сказал сам Ван-хан, «за мысли скверные о нем (о Чингисхане. — А. М.) лишит нас своего благоволенья», «…от нас, неверных, тотчас… отвернется»[457].

Поначалу заговорщики решили обойтись, так сказать, «малой кровью». И тут, уже в который раз по ходу нашего повествования, древние источники заставляют нас поверить в волю Всевышней Истины (Всевышнего Тэнгри. — А. М.), которая, как утверждал Рашид ад-дин, «после стольких напастей и безысходного положения отличала всевозможными милостями, разного рода поддержками и особыми щедротами»[458] нашего Героя, так же как прежде его предков.

Всевышний Тэнгри и впрямь лишил заговорщиков своего благоволения: их коварный замысел заманить Чингисхана в ловушку не удался. О том, как это все происходило, рассказал автор «Сокровенного сказания монголов»:

«И сказал тогда Сэнгум: «Мне помнится, недавно Чингисхан просил руки моей сестры — Чагур бэхи, для Зучи. Давайте с ним о дне условимся теперь и пригласим, как водится, на багалзур[459], а тут его и схватим».

И, порешив так, послали они к Чингису посланника со словами: «На багалзур тебя мы приглашаем, готовы выдать за Зучи Чагур бэхи».

И отправился тогда Чингисхан к Ван-хану в сопровождении десятка мужей. По дороге заночевал он у отца Мунлига. И сказал Чингисхану отец Мунлиг: «Когда просили мы руки Чагур бэхи, Сэнгум, чванливо понося нас, ее за Зучи выдать отказался. И вдруг он сам на багалзур нас приглашает. Все это очень подозрительно и странно! Не лучше ли тебе поостеречься, хан, и отложить женитьбу Зучи на потом?! Сошлись на том, что табуны за зиму отощали, и обещай прибыть тотчас, как только в тело наши лошади войдут».

И внял Чингисхан словам отца Мунлига и отослал вместо себя на багалзур к Ван-хану Бухадая и Хирадая, а сам воротился восвояси.

И прибыли Бухадай и Хирадай к Ван-хану на багалзур. И поняли тогда хэрэйды, что Чингисхан прознал об их заговоре, и порешили они выступить назавтра, рано утром, чтобы полонить Чингиса»[460].

Однако и этот их план молниеносного набега на ставку Чингисхана, дабы застать его врасплох, благодаря «великой услуге, оказанной Бадаем и Хишилигом», открылся. Табунщики Бадай и Хишилиг прознав, что хэрэйды «завтра утром Чингисхана полонить решили… в эту же ночь прискакали в его ставку. И обратились они к Чингисхану: «Поверь же слову нашему, владыка. Прийти и полонить тебя хэрэйды порешили. И это — истинная правда!»

И выслушал владыка Бадая и Хишилига и уверовал в их слова и той же ночью уведомил о замыслах хэрэйдов верных нукеров своих. Затем, оставив пожитки, Чингисхан снялся с места и налегке поднялся на гребень сопки May ундур, (что вблизи рек Халхин-гол и Нумургийн-гол. — А. М.) и отрядил урианхайского Зэлмэ назад, в сторожевой дозор, а сам двинулся дальше»[461].

Из средневековых источников явствует, что в стане горе-заговорщиков с самого начала царил дух страха, измены, предательства и трусости. Сам набег на Чингисхана был замыслен заговорщиками, чтобы, как пишет Джувейни, «таким способом избавиться от своих страхов»[462]. А поскольку все они были союзниками конъюнктурными, пеклись, прежде всего, о своем материальном благополучии и безопасности, ставя их выше личного достоинства и чести, поэтому были способны на трусость и измену[463].

Первым показал свое истинное лицо, в очередной раз явив миру свою «загадочную душу», человек, который сам и заварил эту кашу, — Жамуха.

Когда Ван-хан предложил Жамухе встать во главе его войска, «засомневавшись» в способности Ван-хана одолеть Чингисхана или, как считает Рене Груссе, вспомнив о своем побратимстве с ханом монголов, Жамуха не только не решился возглавить войско заговорщиков, но и известил Чингисхана о диспозиции неприятельской армии и готовящейся атаке: «И послал Жамуха втайне от Ван-хана своего человека к Чингисхану и передал ему сии слова: «Справлялся у меня Ван-хан: «Кому по силам в рати Тэмужина нам противостоять в сраженье?» «Есть у анды достойные богатыри, а во главе их следуют уругуды и мангуды», — ответил хану я. И повелел тогда Ван-хан: «Мы пустим вперед мужей жирхинских, за ними двинется Ачиг ширун из рода тумэн тубэгэн и его войско, потом пойдут донхайдские батыры. Затем пусть выступает Хори шилэмун тайши, в сраженье тысячу ведя турхагов, моих гвардейцев. За ними силы главные в бой поведу я сам!»

И молвил мне еще Ван-хан: «Встань во главе ты войска нашего всего». Тщедушный хан!