Стешко раздвинул плечи и раздул грудь:

– Это почему же?.. Как раз и не так. Вот старик, староста селения, желает вам высказать свою благодарность и не только. Он в молодости плавал на торговых кораблях, поэтому хорошо знает франкский язык[67]. (Лексика лингва-франка была в основном итальянской, в особенности венецианской, в меньшей степени – испанской и провансальской; также использовалось большое число заимствований из греческого, арабского, персидского и турецкого языков). Вы его хорошо поймете.

– Ну, пусть благодарит, – благосклонно разрешил великий герцог.

Старик в длиной холщовой тунике, из-под которой выглядывали мешковатые наножники, заканчивающиеся кожаными сандалиями, тяжело опустился на одно колено. Он устало стащил с желто-белой от многих лет головы большой войлочный колпак и коснулся лбом сгоревшей земли:

– Мне сказали: вы наш высокородный спаситель. Ваше сердце христианина, открытая Богу душа и благородство разума первыми откликнулись на наши страдания. А поступок ваших благородных дочерей, может быть сравним лишь с деяниями святых угодников. Мы все видели. Мы, наши дети и наши потомки будут молиться за ваших храбрых и великодушных дочерей. Мы сделаем деревянные статуи, подпишем их именами наших спасителей и поставим у входа в святой женский монастырь Феотокиу[68]. А сейчас просим вас быть гостями нашего селения Айхо. У нас найдется немного мяса, сыра и вина.

– Хорошо. Ступай старик и вели, чтобы побыстрее и побольше жарили мяса. Переночуем здесь. Солнце скоро сядет за горы. А в горах, даже в сумерки, намного опаснее. Праздник в Артах начинается через два дня. Успеем. Верно?

Стешко радостно кивнул головой. Если Вайка торопился, то может еще есть чем поживиться. Эти горцы народ смышленый. Главные их кладовые в горных пещерах. А за спасение селения эти люди не поскупятся на угощение. К тому же среди них так много молодых и привлекательных женщин. И почти нет мужчин. Еще во время тушения пожара многие женщины говорили с его воинами. Двое даже улыбались самому Стешко. Ночь будет славной на веселье и телесные утехи.

И владелец градский известного города и порта Перевез поспешил за старостой, чтобы приложить свое хозяйское умение к тому, чтобы вечер был приятен и памятен ему, его воинам, и гостям круля Стефана по прозвищу Сильный.

* * *

Вечер и впрямь удался на славу.

Первое что порадовало великого герцога, так это то, что селяне отыскали в пепле и грязи его жемчужную серьгу. Отыскали и вернули. Странные людишки. Под счастливые лица этих простолюдинов, Джованни Санудо собственными руками вставил дорогую находку в ушко девушки. Любопытно, как эта золотая штучка выскользнула из маленькой мочки, прикрытой барбетой. Наверное, селяночка так разошлась со своим ведерком, что головной убор каруселью вертелся на ее милой головке.

Герцог прошелся ладонью по седеющей бороде. Он начинал любоваться своей вещью.

А и в правду девица была хороша. Даже уже изрядно подпорченная копотью и грязью барбетка казалась церковной ризой, обрамляющей воистину ангельское личико. Чистое личико, которого не коснулись страшные болезни, что уродовали троих из пяти женщин. На белой коже девушки не было рытвин от оспин и гнойников, не было красных пятен и шелушений, не говоря о морщинах, что появлялись у простолюдинов еще в детском возрасте от тяжелого труда, недоедания и болезней. К тому же у нее были все зубы, ровные, белые, мелкие, какие не часто увидишь и у благородных дам. А в эти пухлые губки, тонкий носик и большие синие глаза хотелось целовать, целовать и целовать…

Все это мгновенно увидел Джованни Санудо еще в тесной конуре Крысобоя. Увидел и мгновенно решил использовать такой подарок судьбы. Тогда он еще не все смог сложить в своей голове. Не все еще сложено и сейчас. На это еще нужно время и обстоятельства.

Но, а то, что девица еще и похорошела за последние недели, это только радует. А как не похорошеть на окороках, хлебе и вине от стола самого герцога. Отъелась, отоспалась, забыла о невзгодах и трудностях своей прошлой жизни. Это все, что нужно девице на выданье. Тем более, что ей, пожалуй, уже лет четырнадцать, а то и все пятнадцать. В селениях вилланов такие уже по двое детей носят на руках. А этой повезло, что судьба отдала ее в руки герцога наксосского. Он с ней добр, и ничего для нее не жалеет. Вот и хорошеет «подарок Господа». Приятно глазу глянуть.

Вот только не нравится Джованни Санудо, что тот рыцарь-«каталонец», который так и не снял своего плаща с плеч девушки, приклеился глазами к его «подарку». И следит он вовсе не за своим благородным рыцарским плащом. Странный рыцарь. За столько дней совместного пути не произнес и слова. За него говорит и отвечает на вопросы его товарищ-«каталонец» с пышной бородой, а так же священник. Может он немой от рождения, или получил рану. Лучше бы его ранили в глаза бесстыжие. Смотрит и смотрит…

Ну, ничего. Пускай ест девицу глазами. Дело молодое. Но на большее рассчитывать он не сможет. И все же придется приставить к девушкам Ареса. Тем более, что и другой рыцарь нет-нет, да и взглянет на вторую девицу. Та конечно не так хороша, ведь больше в ней от простоты народной. Но все же свежа молодостью, а, значит, интересна, как и всякий бутон розы, что вот-вот распустится. И важно это мгновение не упустить. Это уже потом сорванная роза на короткое время порадует своей пышностью и очень скоро завянет. Но пока роза на стебельке, и ничья похотливая страсть не украла ее девственности, она умиляет и притягивает своей непорочностью и таинственностью.

«Могла бы и моя жизнь сложиться иначе. Полюбовался бы я этими розами, а, налюбовавшись, сорвал бы их девственность. Но так уж было угодно Господу… Или сатане?»

Очень часто этот вопрос задавал себе герцог наксосский, и каждый раз не мог его решить. И всегда он огорчал Джованни Санудо и даже приводил в бешенство.

А этим вечером великий герцог был на редкость спокойным и рассудительным. Через несколько дней предстоял тяжелый разговор с суровым императором Сербии и Греции[69]. Так что на многие благодарности селян, на учтивые слова рыцарей, на льстивые слова лекаря, на добрые слова священника, и на уже дружеские восторги опьяневшего Стешко Джованни Санудо почти не отвечал. Он рвал мясо руками и отправлял жирную баранину в собственную утробу, почти не разжевывая. В этом ему помогало местное вино, хотя и кисловатое, но весьма пьянящее. Оно и привело великого герцога в отличное расположение духа: