Дворники продолжали скрипеть по сухому стеклу. Дождь давно закончился, оставив на асфальте мокрую вуаль раскаяния, но рука не желала прервать монотонный саднящий скрип. Лера бросила машину рядом с клиникой и вошла внутрь.

— Пожалуйста, присаживайтесь. — Как всегда, выхолощенная пустая улыбка, встречающая, провожающая — без разницы. На овальном столике кипа журналов и ваза с конфетами — издевка над пациентами.

— Проходите. — Еще одно лицо без выражения, безликость в белом халате.

Лера села в кресло, запрокинула голову. Как она вообще могла сломать этот зуб? Конечно, не конец света, но требует времени, а его нет, малышку вечно не с кем оставить.

— Здравствуйте. Как дела? — Высокий, правая рука от запястья и выше покрыта татуировками, смотрел участливо и заинтересованно. В первый раз его боевая раскраска несколько насторожила Леру. Нет, она не была ханжой, просто облик Олега Викторовича не слишком сочетался с медициной. В кабинете стекла готовы были лопнуть от радио, включенного на полную мощность. И губы его вечно шевелились, что-то напевая. Эта черта могла бы напомнить Лере мужа, но почему-то от нее ускользнуло сходство привычек. — Болит?

— Меньше. Острая боль прошла, так, чуть-чуть ноет.

— Отличная новость. Я уже беспокоился — удастся ли нам поставить коронку. Посмотрим. Вот так, пошире. Олеся, если вы вообще Олеся, пылесос.

Пухленькая медсестра недовольно фыркнула, надавив на губу сильнее, чем следовало. Сверлящие, шипящие звуки наполнили рот. Густые белые волосы резкого каре обреченно распластались на бежевой кожаной подушке. Пальцы левой руки начали теребить обручальное кольцо. «Что на этот раз? Камбоджа? Мексика? Перу? И как долго продлится, две недели, месяц?» Она любила путешествовать, любила кисловатый привкус влажного утра, разговоры со случайными людьми. Их первые поездки с Костиком звенели яркими картинками и спонтанным сексом. Но теперь есть Дашенька — их дочь. Ее не возьмешь в пыльный поезд между городами Северной Африки, только Костик не желает смириться, не желает ждать…

— А-а…

— Здесь больно?

Закрывает слезящиеся серые глаза в знак согласия.

— Десна еще воспалена. Ничего, надо снять нагрузку. — Наклоняется к ней, вдруг, слишком близко. Или кажется? Продолжает сверлить, но его рука, татуированный локоть, касается ее груди в черном шерстяном свитере. Отвлекается от мыслей о муже, пытаясь осознать происходящее. И снова медсестра слишком сильно давит на губу, а его губы шевелятся под маской, вторя радио. Она не улавливает мотив — заглушает противное жужжание. Расплывается тепло по груди и животу. Снова начался дождь. Косые капли разрезают оконное стекло в паутине жалюзи. Его черные глаза смотрят внимательно, охватывая не только рот, но овал лица… Делая слепки, он запускает пальцы ей в рот, мягко касаясь и нёба, и щеки, и языка… Ситуация нелепая, но какая разница? Тепло и хорошо. Вздрагивает.

— Извините, Лера, я буду аккуратнее. — Встречаются взглядами. Нет, не может он этого сделать, просто не может… Но он делает. Наклоняется, не снимая маски, прижимается к ее припухшим губам. Дыхание — сквозь стерильную ткань, сквозь ткань — поцелуй. Сводит стопы от внезапного возбуждения. К черту Камбожду, и Перу к черту…

— Олеся, пылесос. Олеся, вы меня слышите? Если вы вообще Олеся…

— Ничего, маму скоро выпишут, не переживай.

— А когда я вырасту, мне тоже сделают операцию?

— Не знаю. Все может быть. Но бояться не стоит.

— А я все равно боюсь. За маму.

Даша отвернулась к окну, где приятно шелестели липы. На улице девочки прыгали в резиночку, цветными мелками рисовали на асфальте. Ей не хотелось. На тарелке лежали нетронутые макароны. В летнем дне повисла пауза, заполняемая лишь щебетанием птиц. Ее двухлетний братик спал. Они обедали с отцом вдвоем. Нужно было что-то проглотить, он ведь готовил, старался. И еще о чем-то говорить. Но слова галопом уносились прочь. Только сейчас она вдруг поняла, что никогда не говорит с отцом. Только с мамой, к ней всегда обращены вопросы, и ответы — для нее. Аппендицит. Мамы нет несколько дней, и она задыхается. Дом наполнился тишиной, стойкой перед криками малыша, звуками телевизора, заботливым папиным голосом.

— Пойду погуляю.

— Ладно. Может, хоть есть захочешь. Далеко не уходи.

Даша спустилась по широким мраморным ступенькам, из каменной прохлады ныряя в ласковый ветер. Синяя юбка в клетку приятно покачивалась, рождая ощущение взросления, сладостное. Она огляделась, выбирая между качелями и компанией девочек ее возраста. Мысли прервал хлопок — кто-то резко закрыл дверь машины. Высокий мужчина в черной футболке пристально смотрел на нее. Она сделала вид, что не замечает, и направилась к качелям. Не желая огибать клумбы с оранжевыми ноготками, она перелезла через чугунную ограду, одернула юбку, ощущая липкие почки, запутавшиеся в ткани. Придется гулять с грязными руками… Она слегка повернула голову, мужчина следовал за ней… Мама и папа ее предупреждали, что такое бывает и как надо себя вести… Она помнила, только лицо его было доброе… Серьезное, но доброе.

Качели мирно заскрипели, набирая высоту. Солнечные блики прорывались сквозь густую листву, прыгали в глаза, заставляя щуриться. Она изо всех сил размахивала ногами, желая оказаться как можно выше, задеть край неба краем синей юбки… Он сидел на скамейке, курил, медленно выпуская дым в теплый воздух. «Он сейчас уйдет», — пронзил Дашу внезапный страх. Икры в белых гольфах сбавили темп. Она спрыгнула и неуверенно пошла к нему. Он выронил сигарету, замешкался, не зная, уйти ему или остаться. Она села рядом, упираясь ногами в землю. Не решаясь смотреть в лицо, начала разглядывать его руки.

— Откуда этот шрам?

— Упал с мотоцикла. В Индии. Это страна такая.

— Знаю. Там все подыхают от голода.

— Тебе мама сказала?

— Да. Но мне все равно.

— Почему?

— Очень хочу туда попасть. В школе нам рассказывали про Тадж-Махал, он потрясающий… Я должна его увидеть. Вообще, когда вырасту, не хочу сидеть на одном месте… Понимаете?

— Да. Лучше чем ты думаешь, Даша…

— Откуда вы знаете мое имя?..

Это она хотела, чтобы они поехали в Испанию. Что за дурацкая идея провести две недели в Диснейленде, вернее в Порт Авентуре, но какая разница? «Даше будет весело». Будет ли ему весело, никто не спрашивал. Поэтому самолет до Барселоны, потом еще два часа трястись в автобусе — тур групповой, так — дешевле, так — удобнее. Ночью добрались до отеля, и (о ужас!) даже бар закрыт, не найти и глотка холодной воды. Дочурка давно видит десятый сон, ей еще нет трех лет, на кой черт сдались ей аттракционы? Лера тут же методично начала раскладывать вещи на полки, расставлять в ванной шампуни, масла, косметику… Он просто сидел на краю кровати, подавляя желание завыть.