– Не успели взвести самострелы, говоришь? – задумчиво ответил дан Рокон, уперев край щита в землю и поглядывая на торчащие отравленные стрелы.

Высадка продолжалась. Для наследника мигом соорудили помост, подле которого застыли пращники-болары, готовые ко всему. Рядом ждали рывка люди Тарха – ладно вооруженные, с крепкими щитами. Стоило Ултеру взглядом дважды рожденного приметить движение – как тотчас следовала команда.

Мигом в указанное место метали снаряды пращники, и мчались горские мечники, сжимаясь за щитами и принимая стрелы ладной бронзовой защитой. Повторно взводить самострелы замотанные не успевали. Бездоспешные слуги Безносого валились под ноги разгоряченных горцев.

Пару раз выручил Кайхур: упрямый противник хотел сорвать высадку во что бы то ни стало и задумал напасть разом с двух сторон. Пока закрутился бой по правую руку, замотанные готовились к удару слева. Однако Кайхур громко залаял и помчался к дальнему проходу, где притаились проклятые убийцы. Тут уже не сплоховал Плак, оказавшийся со своими рабами ближе всех. Здоровяк прикрылся дубовой бочкой, которую только что сгрузили на берег, заорал «Амаран!» и помчал вперед. Рабы повалили следом. Подбежав к темному проему, Плак катнул тяжеленную бочку перед собой и вломился в гущу замотанных как кабан в хрупкий тростник.

Стоило сборному войску понять, как противостоять необычной угрозе, как высадка пошла живее. Воины занимали проходы, отгораживались стеной щитов. На берегу росли палатки, выкладывались очаги. Корабли, высадив людей, разворачивались обратно: утром должны были доставить следующих воинов, поджидающих на берегу.

Помощь Ултера теперь не требовалась, и он отправился к раненым. Их число росло: то одна, то другая отравленная стрелка находила-таки свою цель. Скрюченные тела положили под навесом. Ултер обратился к дару Матери. Огни жизни людей на земле горели по-прежнему, как у живых, ровным спокойным огнем. Вот только цвет костров – темно-красный, кровавый. Беда… Ули положил на грудь раненого ладонь, плеснул толику своего дара… Ничего не вышло: все то же хищно-кровавое безмятежное пламя.

– Порозовел! – прошептал Мерех.

– Лучше ему стало, – вторил Наум.

Архогский сирота и атрианский беспризорник из гвардейской школы тоже отправились в поход. Стоило им ступить на берег, как они по пятам ходили за наследником.

Ултер глянул на лицо раненого: и вправду, маска боли исчезла, щеки слегка зарумянились.

– Айда! – велел он. – Утирайте им лица водой с уксусом. А я… я буду лечить.

Травники-дорча, беспомощно отступившие перед неведомой хворью, только качали головами: наследник двинулся между телами – и те распрямлялись, лежали теперь хоть и бездвижными, но не скрюченными.

– Все одно без противоядия не сдюжить… – прошептал Ули, смахивая пот.

Он изрядно устал, его мутило, но осталось совсем чуть-чуть… Наконец он приблизился к краю навеса, склонился над последним раненым.

– Ули! – вдруг раздался предупредительный крик, и его сбили с ног. Наум бросился на Ултера сверху и прижал к земле, прикрыв своим телом.

Ули поднял голову. Из-за камня вывернули незнакомцы и кинулись вперед, низко пригибаясь и стелясь над землей. Наследник бросил взгляд назад: горцы далеко, не успеют! Ближайшие воины и не поняли еще ничего толком…

Мерех метнулся навстречу нежданным гостям и ловко катнулся под ноги передним, сбив с ног сразу троих. Однако остальные перепрыгнули мальчонку – кто-то нарочно опустился прямо на голову – и продолжили бег. Пинком откинули Наума, ткнули в рот наследника вонючую тряпку, рывком завели руки за спину, затянули петлю и вздернули. Поволокли по песку. Ултер попытался упасть, однако его треснули по затылку и кинули на плечо.

Наследник поднял голову – и увидел перед собой похитителя, который пыхтел последним. Обычный человек, нос на месте, никакой не замотанный… Вдруг свистнуло, мужик вздрогнул всем телом, споткнулся, глаза сошлись к переносице, и он рухнул плашмя лицом вперед. Вокруг засвистело, и похитители начали валиться среди камней. Внезапно чавкнуло над самым ухом, щеку окропило мокрым… и земля стремительно приблизилась. Ули извернулся, выставил плечо. Удар… Наследник подтянул колени и приподнялся.

Все неведомые похитители валялись неподвижно, с разбитыми затылками. Ули посмотрел вдаль: на верхотуре помоста, где он недавно высматривал замотанных, стоял Коска Копон. Воевода махнул рукой с зажатой пращой и спрыгнул на песок.

К Ули подбежал Наум, потирая отбитый бок, и перемахнул кинжалом путы. Мерех приходил в себя, тряся головой. Вокруг затопали. Ултер размял руки, поднялся и встретил встревоженного отца, Тарха и Бареана.

– Пустое, – махнул наследник. – Обошлось.

Грубый Деан и Череп ворочали тела.

– Хоть одного подранка не мог оставить? – по привычке ворчал Деан. Заглянув в лицо мертвяку, он спросил: – На лодочника Микаша похож, с Дальнего, не?

– Перепугался я малость за наследника дорча, вот и бил наверняка, – признался Коска и подошел к ворчуну. Наклонился, присматриваясь. – Похож. Сынок или племянник.

– Это «добрые»? С Дальнего? – подал голос Бареан.

Ближники бола переглянулись и кивнули.

– Чего это они против меня встали? И Ули-то им зачем?

– Человек Остаха, плешивый Змарик, говорил про арнских воров, – подал голос Рокон.

Грубый Деан грязно выругался.

– Крапивное воровское семя… Зря мы к берегу все корабли отправили. Один оставили, да на нем бы и заночевали. На воде всяко спокойней. А здесь и «добрые», и слуги Безносого, проклятые ночные убийцы!..

Коскахас Копеан задумчиво протянул:

– Бареан, Ултер… Спать будем в шатре, посреди лагеря. За тройной охраной.

Дан Дорчариан согласно кивнул.

Поздним вечером, ворочаясь без сна на кошме, Ултер думал только об одном: Тумма как исчез, так больше и не появился.

Бамилкар трясся от страха и полз по камням. Когда вражеский лагерь на берегу скрылся за скалами, он поднялся и припустил к лодке что есть духу.

«Отец Глубин и все его рачье воинство! Хрен китовый! Самозванец, как же!»

«Доброго» колотило от ужаса. На его глазах всю шайку ближников перебили, словно стаю уток по весне. Когда упали Кривой и Щитень, он глазам не поверил. Кто ж так ловко мечет-то? Так издалека? До сих пор такой меткостью славился только один болар на всех островах. Давнехонько это было. Когда-то воевода брал верх на всех ярмарках, и равных ему не находилось…

Бамилкар вспомнил беспощадного пращника на помосте и вновь вздрогнул. Это он! Он, Коскахас Копеан, бывший воевода бывшего дана! Когда к мальчишкам подошли взрослые, «добрый» срисовал и Грубого Деана, известного на все острова балагура и матерщинника, приятеля бола Барривана, пусть будет легок его путь.

Вдали показались лодки, и Косой с Угрем вскинулись, вставляя весла. Мальчишку-бола Бамилкар не признал – не так уж часто он видел правителя Барривана, его отца. Но в то, что ближники прежнего бола пойдут за самозванцем, – ни в жизнь не поверит!