— А че тут обсуждать! — заторопился Василий — не дай бог, передумает суровый воин, даст обратный ход. — Че тут обсуждать — и так все ясно! В полпятого вечером выедем, завтра в десять утра будем дома. Оставим Ефиму с Нинкой карабины, автоматы — тут у них целый арсенал будет! Опять же — собаки, подойти никому не дадут… В общем, ночь перекантуются, ни хрена с ними не сделается. Ефим мужик сурьезный, так что все будет в ажуре…

* * *

— Я за старшего остался, — доложил Ефим, явившись в комнату Толхаева в 16.40, после того как охотники покинули усадьбу. — Теперь я тут типа капитана. Если взять за основу, что тайга — это зеленое море, а усадьба — какой-никакой шлюп або челн утлый, то я вполне вписываюсь в амплуа капитана. А капитану положено спать, есть, и…

— На ч-ч-чем п-п-поехали? — живо поинтересовался больной, слабым жестом остановив распоясавшегося «домового».

— Как и планировали, на бандитском джипе, — сообщил Ефим. — Но это всего лишь умозаключение — свидетелем уезда не был. Ушли пешком, с припасами и оружием, «уазик» оставили во дворе. А спустя некоторое время из лесной глуши раздался слабый звук работающего двигателя. Затем он пропал. Так что умозаключение вполне даже…

— Р-р-рот закр-рой!!! — шепотом рявкнул Толхаев. — Н-на! — и извлек из-под подушки смятый листок, на котором было начертано несколько строк. Говорить больному тяжело, потому готовился заранее: еще в обед, узнав от Ефима, что Соловей с подручным собрались на охоту, истребовал у домового листок с ручкой и с полчаса что-то писал.

— Чего это вы? — изменился в лице Ефим, прочитав неразборчивые каракули хозяина. — Да Соловей меня за такие шутки прибьет на месте! И оправданий слушать не станет. Я, между прочим, перед их убытием получил подробнейший инструктаж. Так что…

— Д-д-делай, я сказ-зал! — сердито прошипел Григорий Васильевич. — Д-д-делай!

Ефим растерянно покачал головой, еще раз пробежал взглядом по листу: «…Пиздуй домой. Возьми денег. Текилы. Побольше! Купи много всего вкусного. Много! Пиво — тоже. Чипсы и фисташки — особенно. Возьми мафон, диски, кассеты, журналы, одежду, белье, дезик, бритвенные, одеколон. Потом к Саранову едь — скажи, что я здесь. Рурику передай — порядок чтоб был, а то поубиваю, в задницу! Вперед…»

— Да как же… — проблеял несчастный Ефим, глубоко пожалев, что посвятил шефа во все подробности предстоящей охоты. Мог бы, например, не упоминать о том, что охотники решили использовать бандитский джип. — Да Соловей меня…

— Ч-час туда, — загнул палец Толхаев. — Ч-час там, — загнул второй. — Ч-час обратно, — загнул третий и показал своему «домовому» крепкий волосатый кулак. — Итого — ттри. Ч-чего б-бздишь? В в-восемь в-веч-черра б-будешь зздесь.

— Да Соловей же меня прибьет! — плаксиво крикнул Ефим. — Вы больной, нельзя вам нервничать…

— Ув-в-волю, п-падла! — торжественно пообещал Толха-ев, помахивая волосатым кулаком. — Т-ты ещ-ще з-здесь?! Ефим на несколько секунд застыл, уставившись на кулак хозяина и решая дилемму. Как любой здравомыслящий медикодипломированный индивид, он прекрасно понимал, что нарушать распоряжение грубого мужлана Соловья чревато для здоровья. Вобьет по самые плечи в землю и причин не спросит. Но! Но… Соловей ведь сам нарушил распоряжение Рудина. Прецедент, что называется. А шеф, чего доброго, осерчает и действительно уволит. С него станется.

— Ладно, — скорбно вздохнул Ефим. — Ради вас я на все готов. Рискую своим здоровьем, а то и самой жизнью — прошу помнить об этом! — и отправился выполнять поручение…

* * *

Чтобы добраться от ограждения учебного объекта до просторного ангара спорткомплекса, нужно прогуляться 350 метров по периметру, по засыпанной керамзитом дорожке. Если переться напрямки, через учебные классы и тренировочные площадки, возникнет ненужный ажиотаж, поскольку в Школе полагается воздавать директору почести не меньшие, нежели командиру дивизии в подчиненных частях.

Директор был скромен: он пружинистой походкой перемещался по дорожке, мимоходом осматривал свои владения и периодически бросал полные вожделения взгляды за сетчатый забор. Косяка давил, одним словом.

За забором рос густой кустарник, из прорешин которого зазывно плескала серебром изгибистая лента Москвы-реки. Сентябрь, первая половина, последние солнечные деньки дарят прощальную летнюю ласку. Сейчас бы перемахнуть через забор, вломиться в кусты и сигануть с обрывистого берега в ледяную воду. И погнать саженками до середки, взвизгивая от восторга, охлаждая разгоряченное тело, выгоняя лишний адреналин и сомнения последних дней. Директор был большой любитель побарахтаться в ледяной воде: зимой аккурат напротив того места, где он сейчас идет, долбили прорубь, дабы его сиятельство мог без помех моржевать когда заблагорассудится да нырять из приторчавшей на отшибе школьного двора русской бани. Железный организм Марта требовал систематической встряски — ледяная вода вполне тому способствовала наряду с красивыми женщинами, быстрой ездой, прыжками с парашютом и другими летальными развлечениями.

Март с сожалением вздохнул и перестал коситься за забор. Нет, сегодня придется воздержаться. После купания в ледяной воде наступает состояние опьяняющего умиротворения, организм каждой клеточкой излучает покои и благодать. Ему же нужно быть предельно собранным — есть работенка, требующая максимального сосредоточения и полной отдачи сил.

Дотопав до спорткомплекса, Директор юркнул в раздевалку, чтобы не попасться на глаза занимавшимся в первом зале курсантам, и долго стоял под душем, гоняя попеременно горячую и холодную воду — пока волосы на мошонке не встопорщились, как кабанья щетина. Затем завернулся в банный халат и, аки полуденный ниндзя, не замеченный никем, прошмыгнул в административный корпус, на третьем этаже которого располагались его апартаменты.

— Не буду иметь ничего против, если кто-нибудь из вас сервирует мне завтрак, — обратился Март к двум скучавшим в приемной дамам и прошел в свой кабинет.

Кабинет представлял собой просторное помещение, на треть выпирающее ажурным эркером из торцевой стены стандартного по всем остальным позициям здания — переделывали по капризу Директора, возжелавшего иметь панорамный обзор.

Обстановка помещения особым изыском не отличалась. В дальнем углу — кожаный диван, ширма, два кресла и журнальный столик с графином «Меркурия». На выносе, на самом краю эркера — рабочий стол с компьютером и добротное офисное кресло из желтой кожи. Слева — вращающаяся этажерка с бумагами, справа — стеллаж с тремя десятками работающих мониторов, позволяющих Директору постоянно пребывать в курсе особенностей процесса обучения: видеокамерами оборудованы все учебные помещения, спорткомплекс и объект, на котором Март только что развлекался с ассистентами. Рядом со стеллажом — большой сейф, вправленный в стену. Завершающая деталь интерьера — безразмерный платяной шкаф. Маленькая слабость Директора к хорошей одежде с годами не улетучилась, а, наоборот, превратилась в какое-то подобие мании.

Март скинул халат и облачился в повседневную одежонку: накрахмаленная белоснежная сорочка с вензелем Версаче, скромный галстук за 80 баксов, широкие черные брюки, выглаженные до бритвенной остроты стрелок, и начищенные как зеркало остроносые туфли на тонкой кожаной подошве (хозяин кабинета принципиально презирал модные квадратные носки с выступающими рантами и вообще слыл приверженцем консервативного стиля).