их с безвольно лежащего мужа, и обнаружила во внутреннем кармане интересный конверт. Не задумываясь она вскрыла его и с удивлением уставилась на три прелестные бумаженции достоинством по пятьдесят марок каждая.

— Ммм, вот оно как! И записочка. Ага…

На бумажке разборчивым, чуть ли не каллиграфическим почерком было написано: «Встретимся в баре. Не забудьте о нашей договорённости.».

Словно охотничий пёс, она обнюхала записку, надеясь обнаружить запах духов. Однако бумажка пахла лишь пивом и колбасками. Да и почерк был без каких-то там затейливых закорючек, явно мужской. Подумав, она вложила записку обратно в конверт и, ещё немного подумав, добавила к ней пятьдесят марок. Сотню оставила на прокорм семьи и себе на подарочки. Ну, что же, с утра она ему напомнит.

С сожалением взглянув на безвольное тело, которое уже невинно похрапывало, вольготно развалившись на жёстком полу, она так и не решилась перетаскивать его на кровать. Не по силам ей. Взглянув на лицо мужа, женщина с удовлетворением заметила наливающийся под левым глазом синяк. Значит, она отомщена, теперь можно и самой со спокойной совестью спать лечь. Муж, конечно же, скотина редкостная, но скотина денежная. Пусть валяется, к утру проспится, а там она ему всё скажет, что о нём думает. А сейчас спать! И женщина выключила свет в гостиной.

Глава 13

Оружие

Как там в старой русской пословице говорится? Утро вечера мудренее? Однако это утро ни мудрым, ни тем более добрым для прапорщика Семиухватенко быть не пожелало. «Какое, на хрен, оно доброе? Сколько ж я кружек вчерась хватанул? Кажись пять? Или все шесть?» — думал Остап, рассматривая себя в зеркало. Голова буквально раскалывалась на двое! А всё тело ныло так, как будто прапорщика вчера крепко побили. А может, и били… Кто ж помнит-то?

Судя по собственному лицу, выпил он накануне не меньше семи кружек. Сейчас же, подмигивая себе фингалом на левом глазу, Остап мучительно вспоминал хоть какие-нибудь подробности вчерашней попойки. Вспоминалось откровенно плохо. А конкретно прапорщик помнил только одно: как вставал ночью и на автопилоте ходил в туалет, забрызгав весь унитаз жёлтыми послепивными каплями. То-то он сквозь сон слышал, как жена его материла!

Всё остальное: на что пил, с кем пил и как вернулся в часть, вертелось в похмельной голове какими-то смутными обрывками. Пил, кажется, с каким-то немцем. И пил явно не на свои, иначе бы столько себе не позволил. Значит, угощали… Но кто и, главное, за что, прапорщик в упор не помнил. Да и по фиг, бывало и хуже! Закончив рассматривать себя в зеркало, Остап включил воду и начал умываться. На шум воды тут же примчалась жена, открыла рот и не закрывала его минут двадцать.

Всё это время, не обращая никакого внимания на вопли и причитания глупой женщины, Остап умывался, чистил зубы и параллельно мучительно пытался вспомнить: что же вчера было? Жена сначала ругалась, потом корила, затем чуть ли не крыла его матом. Короче, выступала, но выступала не больше, чем плохим фоном его невесёлых мыслей.

— Хватит орать! — наконец, прервал он её не единожды слышанную речь. — Есть давай.

Жена, не переставая его критиковать, отправилась готовить мужу завтрак: ему ведь ещё на службу идти малахольному. Остап же, взглянув на циферблат ручных «Командирских» часов, вдруг понял, что безнадёжно опаздывает на утреннее построение. Ладно, у него уважительная причина: он с бодуна. Командир простит, потому как не простить такое нельзя ни в коем случае. Это святое!

— Где мой китель? — буркнул Семиухватенко, дожёвывая яичницу и придвигая к себе кружку с горячим чаем.

— Вспомнил, наконец! — с каким-то непонятным торжеством пропела супруга, но мигом принесла ему и китель, и уже отглаженные брюки.

Выдав мужу одежду, она вновь завела старую пластинку и, не стесняясь в выражениях, теперь рассказывала ему в красках, в каком виде он вернулся домой. Дети давно ушли в школу, и эта стерва от души прохаживалась на его счёт, обзывая мужа последними словами.

Остап, пропуская все её слова мимо ушей, спокойно доел завтрак и оделся. Во внутреннем кармане кителя явно что-то лежало… Сунув руку в нагрудный карман, прапорщик под ехидный взгляд жены извлёк на свет божий конверт. Бросив на жену лишь короткий взгляд, Семиухватенко догадался, что (в отличие от него самого!) содержимое конверта не являлось для неё тайной.

Внутри лежали пятьдесят марок и записка на русском языке. Разумеется, деньги Остап тут же сунул в свой карман и прочитал записку. И вот тут мучившаяся пивным похмельем память прапорщика нехотя приоткрыла алкогольную завесу, тщательно прятавшую за собой вчерашние события.

Впрочем, вспомнил Остап не всё. Но и того, что всплыло в его памяти, для понимания общей картины вполне хватило. Разорвав конверт и записку на мелкие клочки, он молча вышел из дома, громко хлопнув на прощанье дверью. Придя на службу, доложил о прибытии, молча выслушал всё, что о думает его начальник, и направился на склад.

Весь день Семиухватенко буквально пахал, не отвлекаясь ни на походы попить чайку, ни на досужие пересуды с приятелями. Сослуживцы лишь удивлённо переглядывались и пожимали плечами, наблюдая такое (несвойственное ему ранее) рвение. Даже солдаты недоумённо уставились на прапорщика, когда их всех выгнали со склада. А прапорщик меж тем в одиночестве спокойно прошёлся между рядами ящиков и пирамид с оружием, мысленно беря на заметку, каким он владеет богатством.

Весь день он вкалывал как проклятый, сверяя свои ведомости с теми, что прислал ему начальник артвооружения. Не удовлетворившись результатом, Семиухватенко даже специально сходил в штаб и ещё раз выверил все приходы и расходы по складу. Работал Остап до позднего вечера и в бар сегодня не пошёл. У него ещё было время разобраться и понять: что и в каком количестве он сможет продать так, чтоб самому не попасть при этом под раздачу. И это время нужно использовать с пользой!

К концу следующего дня Семиухватенко уже имел абсолютно чёткое представление о том, что возможность пустить многое на сторону у него совершенно точно есть. Однако ему необходимо было знать: когда конкретно состоится переезд их части, и как это вообще произойдёт? Но такие детали можно было выяснить только у начальника. А вот тот может начать задавать ненужные вопросы… Или, даже если не начнёт их задавать, попробует узнать эту информацию где-нибудь повыше… А вдруг там кто заинтересуется проявленным Семиухватенко любопытством? Нет, ни у кого он ничего пока спрашивать не станет, просто будет действовать по обстоятельствам. И для начала просто продаст выявленные и нигде не учтённые излишки. Вот наладит связи покрепче, тогда и к майору можно податься с