ее рассказов и даже конспектирует их в специальный дневник. Плюс пытается выучить язык, а то, что старушка постоянно переходит на немецкий, когда проваливается в воспоминания, является хорошим стимулом.

Хотя кого я обманываю? Главная сила, толкающая его к изучению языка – это Верочка.

Тоша прокапал мне все мозги всевозможными немецкими цитатами о любви, однако я с уверенностью могу сказать, что та, кому все это предназначено никогда ничего этого не услышит. Тоша затихает от одного вида своей возлюбленной, мямлит что-то невпопад и отводит взгляд. Его максимум – мечтания, а еще разговоры со мной и педагогом.

Второй педагог – высокий мужчина с военной выправкой и вечно прищуренными глазами. Помешан на дисциплине, хоть и не так, как математичка, очень любит говорить о своей жизни, которая, стоит заметить, довольно интересная и увлекательная. Есть даже пара мистических историй. Можно было бы подумать, что он врет, но это невозможно, учитывая патологическую честность вояки.

Откуда я это знаю, если хожу очень редко? Тоша. Он очень любит делиться полученными знаниями даже тогда, когда никто его об этом не просит.

– Ну же, быстрее! – вновь остановился он, заметив, что уже достаточно отдалился. Помялся с ноги на ногу, резко подпрыгнул и помахал, подняв руки вверх. Что за шаманский танец? Еще и кричит на всю улицу, распугивая жирных ворон. Где их так кормят, что им уже и летать невмоготу?

Я вновь вздохнул и чуть ускорил шаг.

– Я очень хочу увидеть находку Сохи, – протянул он, наклонившись вперед. Тут же отклонился назад и огляделся. Замер, точно хищник выслеживающий дичь, и весь засветился от радости.

Что он там увидел?

Если бы Верочку, то он бы скорее сжался, как крольчонок, поник, и стал смотреть снизу вверх, точно провинившийся пес, мысленно виляя хвостом от большой любви. Значит, не она. Физкультурника? Выпрямился бы по стойке смирно или даже отдал честь. К родителям бы кинулся. А раз так, то значит остается только два варианта: книжная лавка или что-то съедобное.

Читать и кушать он обожает. Это же и объясняет его пухловатость. Да, он много двигается, однако ест еще больше. Его привычная порция зачастую превышает мою в два-три раза, если не больше.

Что вы едите, раз такой худенький? Да тоже, что и вы, но на ведро меньше, как говорится. Да уж, злобный я, злобный.

– Ну, что нашел? – я потянулся всем телом, вставая рядом с ним и стараясь проследить взглядом за тем, куда он смотрит.

Что и требовалось доказать.

– Гляди, – он размашисто тыкнул пальцем вперед. – Мороженщик приехал. Там уже мороженка! Мороженка. Мороженка! Представляешь? – счастливо сощурился и зашагал туда.

Не тут-то было.

– Стоять, – я незамедлительно ухватил его за ворот клетчатой рубашки, возвращая торопыгу на место. Он повиновался, а значит, у него уже был план. – Не ты ли говорил, что хочешь ограничить себя в сладком? – гляжу, приподняв бровь. Чуть наклонился вперед и поджал губы, копируя позу его матери, когда она ловит его за какой-нибудь шалостью.

Только недавно это чудище жаловалось, что хочет спортивную фигуру на лето и что мечтает записаться в секцию спорта. Ага, конечно, так я и поверил. Секция – это вторично, если вообще важно. Главное стать красивым в глазах Веры. По моим скромным меркам фигура его, конечно, не спасет, ему нужно научиться общаться с девушками. Но все же желание есть желание. Но пока он стремится только к геометрической идеальной форме. К шару.

– Ну, Са-а-аш, – протянул он, состроив жалобную моську. – Я так давно не ел мороженое…

Еще бы всхлипнул для убедительности, бедный голодный ребеночек. И сколько по времени он его не ел? Сутки? Двое?

Я знаю, что родители балуют его. Покупают все самое вкусненькое, все, что он пожелает, лишь бы дитятко было счастливо. А это самое дитятко спокойно делает все, что взбредет в голову и не краснеет.

– Саш. Признайся же, ты ведь тоже его хочешь. Нежный сладкий пломбир, шоколадная корочка… – ну, понеслось. План! И этот голос опытного психолога, копающегося в душе, чтобы вытащить на поверхность все самое сокровенное. Он умеет добиваться своего, когда чего-то хочет.

Говорит. Слушаю.

Я непоколебимая скала. Я непробиваем!

Вру.

Каюсь, сдался. Я тоже люблю сладкое. И что в этом такого? Так что мы сменили траекторию.

Скала треснула и рассыпалась пылью, которую подхватил ветер.

Мороженщик доброжелательно смотрел на прохожих, подзывая их приобрести вкусняшку в блестящей упаковке. Эскимо? Приставлял ладони к щекам и улыбался. Весь из себя светящийся человек. Как лампочка.

Однако что-то в его улыбке напрягало, а потому пока мы выбирали мороженое, я украдкой косился на него. Слишком широкая улыбка, неестественная, словно вырезанная на его одутловатом лице или приклеенная скотчем. Застывшие, будто рыбьи глаза, большие и пустые. Трясущиеся руки, которые не останавливались ни на секунду – он то размахивал ими, подзывая людей, то теребил фартук, то трогал лицо. Движения чересчур резкие, не свойственные обычным людям. Так рисуют начинающие художники, пытаясь передать сложную позу.

Он мялся и явно чувствовал себя довольно дискомфортно. Как будто он не должен находиться здесь.

Посмотрел на него сквозь ресницы. Образовавшаяся решетка разбивала фигуру мороженщика на несколько частей, делая его еще более ненастоящим, точно мертвым. Вот-вот и он скинет личину доброжелательности и перегрызет кому-то глотку. Стянет человеческую кожу, обнажая свою истинную суть.

Сейчас, еще немного. Его кожа посереет, щеки ввалятся, глаза помутнеют, а движения станут ломаными, будто им управляет некто извне.

Зомби, движимый чужой волей. Обращенный при жизни, оскверненный чужой жаждой. Низшее существо.

Или может упырь? Нет, он бы не ходил днем.

Умертвие… Нет, я явно загоняюсь без повода. Нужно больше спать и научиться отрешаться от ночных кошмаров и дневников. Или на худой конец начать вести свои, чтобы выплескивать все мысли и освобождать себя от лишнего груза. Уметь отделять человеческий мир от того.

Это просто немолодой слегка болезненный человек. Всего лишь обычный человек, выполняющий самую обычную работу, стараясь порадовать окружающих и получить деньги.

От улыбки станет всем светлей, так?

– Выбрали что-нибудь, молодые люди? – его улыбка стала заискивающей. По всей видимости, клиентов у него мало. Жара еще не вступила в свои права, да и в любое время может похолодать. Весна непредсказуема. Сегодня солнышко, а завтра ударят морозы.

– Да, эскимо на палочке! – Тоша влез вперед, навалившись на меня всем телом. Я поморщился и закатил глаза. – Вот это, красивенькое, – он постучал по стеклу, оставляя на нем следы своих пальцев. Мороженщик это стоически стерпел. – Хотя дайте два!

– Куда тебе? – возмутился я,