трубы дымили по всей Москве. Когда хотели, топили печи и в Английском посольском дворе, который и без того объезжие головы обходили стороной, из опасения вызвать неудовольствие и гнев молодого царя, не желавшего осложнять отношения со своим единственным, хотя и не очень надежным союзником в Европе.

В казенной палате за большим столом в полном одиночестве, с царственной надменностью на спесивом лице восседал заносчивый натурфилософ, алхимик и астролог Артур Ди или тот, кто называл себя этим именем. На столе стояла огромная ваза из знаменитого синего дельфтского фаянса, доверху наполненная благоухающими восточными фруктами, привезенными вчера то ли из Астрахани, то ли из Дербента. Рядом с вазой стоял изысканный декантер[98] из дорогого баварского хрусталя, на две трети заполненный вином нежного рубинового цвета, и пара широких голландских бокалов, в свое время подаренных Мейрику сэром Томасом Смайтом, украшенных росписями в виде гербов, лент и каких-то латинских надписей. Мейрик очень дорожил подарком своего старого друга и никогда не доставал их из комода, стоявшего в углу казенной палаты.

Увидев входящего в зал Мейрика, Ди поднял со стола бокал с вином и, расслабленно откинувшись на спинку стула, с любопытством посмотрел на посла.

– Как прошла аудиенция у царя Михаила?

Вместо ответа Мейрик молча подошел к столу, налил себе из хрустального графина полный бокал рубинового напитка и сделал хороший глоток.

– Бордоский клерет? – раздраженно произнес он, сверля Ди колючим взглядом. – Послушайте, любезный, не слишком ли активно вы опустошаете мои винные запасы?

– Понятно! Вы потерпели фиаско! – усмехнулся Ди. – Кстати, можете называть меня – ваша честь. Как-никак, вы имеете дело с баронетом английской короны!

Мейрик одним глотком допил вино, сел на стул рядом с Ди и устало махнул рукой:

– Ах, оставьте! Не будете же вы снова утверждать, что являетесь тем самым Ди? Это смешно!

– Воля ваша, – не переставая улыбаться, пожал плечами алхимик, – я лишь констатирую факт того, что ваша миссия провалилась, а что это значит? А это значит, что пришло мое время!

– И что же, сэр, вы намерены предпринять?

– Я собираюсь преподнести его королевскому величеству эту варварскую империю в дар, на золотом подносе.

– Не слишком ли честолюбивые планы для обыкновенного тайного агента?

Презрительный тон Мейрика задел Артура Ди. Он нахмурился и нервно забарабанил пальцами по столу.

– Вы меня совсем не знаете! Для Посвященного, способного открыть врата четырех Сторожевых башен, нет ничего невозможного!

– О каких башнях идет разговор? Я ничего в этом не понимаю!

Всю жизнь носивший маску добропорядочного христианина, по возможности соблюдавшего все посты и никогда не пропускавшего воскресных месс, Мейрик демонстративно проявлял ко всякого рода медиумам, магам и чародеям настороженность, близкую к физической неприязни человека, помимо воли оказавшегося рядом с опасной змеей или крупной агрессивной крысой.

Артур Ди, оценив дурное настроение Мейрика, предпочел для начала не усугублять ненужный ему конфликт, а, приняв менторское выражение лица, стал толковать основы Енохианской магии[99], как профессор, излагавший азы дисциплины любознательному, но весьма нерадивому студенту.

– Видите ли, сэр, вселенная времени, в котором существует человеческое сознание, подобна небольшому пузырю в обширном море вечности. Зыбкую сплоченность такого «пузыря» поддерживают Сторожевые башни. Они подобны четырем столбам, которые берегут небо от хаотичного падения на землю. Ангелы, управляющие Башнями, – это хранители времени, регулирующие законы причин и следствий. Полное открытие врат Сторожевых башен навсегда бы смешало вечное с временным. Но Ангелы не могут открыть врата с внешней стороны, потому что для открытия требуется некто, находящийся внутри «пузыря».

– И этот некто вы?

На плоском, широкоскулом лице старого дипломата, испещренном множеством мелких морщин, свидетельствующих о скорой близости почтенной старости, отразилось нескрываемое недоверие, перемешенное с раздражением человека, беззастенчиво водимого за нос бессовестным собеседником. Но вслух он произнес коротко:

– Слишком туманно.

– Я понимаю, – ухмыльнулся Ди, тряхнув рано поседевшими прядями длинных волос. – Вам нужны доказательства?

Неуловимым глазу движением ловкого трюкача он извлек откуда-то золотой дукат и, поставив на ребро, резко закрутил волчком, послав его в сторону Мейрика.

– Взгляните, сэр!

Мейрик подхватил монету, повертел в руках, попробовал на зуб и вернул хозяину.

– Дукат как дукат! – пожал он плечами.

Ди согласно кивнул головой и, придвинув к себе бокал, бросил в него золотую монету. В тот же миг вино в бокале забурлило, вспенилось и повалил плотный белый туман. Комната наполнилась едким запахом серы и тухлой рыбы. Впрочем, длилось это недолго. Дождавшись окончания столь удивительной химической реакции, чародей нарочитым жестом поднял бокал и, не меняя выражения на скучающем лице, осушил бокал до дна, после чего уставился на дипломата холодными глазами альпийской саламандры.

Другой, менее искушенный человек, скорее всего, потерял бы дар речи, но Мейрик был не из тех людей, которых легко можно удивить или напугать. Он достаточно повидал, чтобы не доверять всему сказанному или увиденному с первого слова или взгляда.

– Как по мне, так все это фокусы! Дешевый балаган, рассчитанный на ярмарочную публику, жаждущую быть красиво и ярко обманутой.

Мейрик взял бокал алхимика в руки и понюхал остатки содержимого.

– Это действо вполне могло произвести впечатление на Михаила Салтыкова, который уже неделю рассказывает, как видел падшего ангела, и хвалится куском полированного антрацита, якобы подаренного ему волшебным духом! Со мной такие трюки не пройдут!

Ди скривил губы и, глядя исподлобья на собеседника, ответил, вероятно, несколько резче, чем сам того желал:

– Вы правы, сэр, дремучие люди наивны, как дети, они верят всему, что видят, но и ваше недоверие сродни их невежеству, ибо оно указывает на страх новизны! Признайтесь, вы боитесь чудес потому, что ваш рациональный ум не в состоянии осознать того, что находится за границами его понимания!

– Не пытайтесь, сэр, задеть меня своими логическими парадоксами, – вежливо улыбнулся Мейрик. – Чудо иррационально по своей сути. Оно не требует неопровержимых доказательств, чтобы стать фактом. Для него достаточно простого свидетельства. Лично меня это не устраивает. Цицерон писал: то, что не может произойти, никогда не происходит, а то, что может, – не чудо. Следовательно, чудес вовсе не бывает!

– Мне жаль, что вы восприняли мои слова как попытку оскорбить вас. Я всего лишь хотел сказать, что Чудо – не средство нарушения законов бренного мира, а инструмент восстановления законов Царства Божия!

Ди явно желал продолжить пустые упражнения в суемудрии, но Мейрик не видел смысла в суетливом блуждании мыслей. Ему надоела отвлеченная философия и метафизика собеседника. Он слишком устал сегодня. Пора было положить этому конец и вернуть спорщика к реальным проблемам.

– Я думаю, Бог не творит чудес, чтобы убедить кого-то в