Глава третья

Мы инопланетяне на этой земле

Маша

Я не совсем уверена, что мы именно приземлились, что самолет, прорвавшись сквозь плотную сферу дымки, укутавшей город, опустился на планету по имени Земля.

Вышли из экспресса, и вечерний Шанхай ударил сразу по всем пяти чувствам. Из невидимых репродукторов на вокзальной площади звучала мучительно бодрая музыка, на тротуарах открытые жаровни потрескивали огнем, и пряные, соблазнительные запахи несъедобных с виду блюд дразнили и пугали. Первые этажи домов — магазины, кафешки, мастерские, но чем они торгуют, какие радости сулят — не угадать по вывеске. Ни одного названия буквами, везде иероглифы — палочки да закорючки.

Какие-то зазывалы выкрикивали одинаковый набор звуков, речь оказалась непривычно громкой и напористой, я шарахалась от них, пытаясь обойти, но они наседали.

— Наверно, они хотят нам что-то продать, — сказал Витя, отбивая меня у рекламщиков. — Или отель советуют.

Если бы к нам не подошла миниатюрная девушка и не заговорила по-английски, мы бы так и остались на вокзале, тычась во все стороны, как слепые котята.

— Добро пожаловать в Шанхай. Меня зовут Сяо Юнь. — Смешной акцент преобразил ее английский почти до неузнаваемости. — Вам помочь?

— Ой, пожалуйста! — взмолилась я. — Нам нужно найти такси.

— Как переводится Сяо Юнь? — поинтересовался мой любознательный муж. Он вычитал, что имена у всех китайцев что-нибудь да значат.

— Маленькое облако, — покраснела наша спасительница.

— Значит, вы наше путеводное облачко, — благодарно улыбнулся Витя. — Надеюсь, ветру и впредь будет с нами по пути.

Какое самомнение. Хотя, если даже он в это поверил, может, так оно и будет.

Ёшка

Я была вся на нервах. Вокруг ничего знакомого, не за что зацепиться, переноску мою, словно красную щепку, уносит течение, а я не могу ни остановить его, ни выгрести. Я однажды тонула — тогда, в той жизни, я была Гурией. Летом в деревне я свалилась в реку, погнавшись за птицей. До сих пор как вспомню — начинаю кашлять. А спасла меня хозяйкина собачонка, она залаяла, заметалась на берегу и чуть сама не кинулась в воду, хорошо, ее опередил какой-то человек, а то мы обе погибли бы тем летом.

Людским гомонящим потоком нас тащило через широкую площадь. Это слишком, слишком, слишком! Не в силах выдержать толчеи, запахов острой еды и звуков непривычной китайской речи, я поднялась мысленно над собой, над клеткой и взглянула на площадь с высоты, следя за продвижением нашей нелепой группки, которая отличалась от коренных обитателей скоростью продвижения, неуверенностью, характерной для поведения в незнакомом месте, а также стилем одежды и цветом энергетического поля. Вот наши приблизились к другому выделяющемуся в толпе пятну. Трое бритоголовых мужчин в ярко-оранжевых халатах сидели — да, спокойно сидели! — на своих мешках посреди вокзальной площади, напоминавшей бурно кипящий в кастрюле суп, и улыбались. От них исходило сияние. С высоты было заметно, как это сияние окутывало проходивших мимо и меняло цвет их ауры. Наши остановились посмотреть. Я видела, как Машины мысли лихорадочно заметались («Какие чудесные! Где фотоаппарат? Неужели в чемодан сунула? Не достать!»), а Витины, наоборот, успокоились («Вот молодцы, сидят-отдыхают, и вся эта суета им нипочем»). Окружающие Машу и Витю облачка на секунду-другую стали разных цветов, потом они поспешили дальше, и два облачка постепенно снова объединились в одно.

Маша

Я чувствовала себя тупой, неповоротливой баржей, волоча чемодан и Ёшкину клетку за юрким мужем. И рюкзак ему нипочем. Он лавировал между людьми, стараясь не потерять из виду Сяо Юнь и прокладывая дорогу к длиннющей, в несколько витков, очереди на такси. Если бы он заранее не распечатал название и адрес забронированной гостиницы, мы бы ни за что не объяснились с водителем.

— Я вам помогу? — Водитель открыл багажник, потянул у Вити сумку с котом.

Витя не отдал, уперся покрепче и тянул в свою сторону.

— Мэоооу! — пожаловалась сумка.

Парень заоглядывался в поисках источника звука.

— Умрнэоооо! — пригрозила сумка.

— Мы с котом. Мяу-мяу, — знаками пояснил Витя, нежно поглаживая сумку.

— С двумя, — добила я парня, помотав красной переноской.

Ёшка

Наконец все загрузились в машину, и я поспешила вернуться.

Наши сели на заднее сиденье, взяли нас на руки.

— Куда вам? — Водитель тронул машину и приветливо улыбнулся, повернувшись назад. — Вы ведь ни бельмеса не понимаете по-человечьи, да?

Виктор молча подал распечатку с иероглифами.

— Улица Юаньцзин, 23. Это где ж такая? Даже не слыхал, — продолжал говорить водитель. — А-а, вижу, тут написано: ехать по Чжуншань-Бейлу. Гостиница «Баолун». Понял. Только у них все окна на эстакаду выходят, и как раз в этом месте дороги нет оградительного противошумового стекла. Спать невозможно, машины прямо по голове ездят, однажды пассажиры жаловались. Оттуда народ бежит после одной ночи.

— Что там он болтает-то, лучше бы на дорогу смотрел иногда, — сказал Витя Маше, кивая и улыбаясь водителю.

— Да, господа иностранцы. Модерновое местечко подобрали. Не знали небось, да?

Маша кивала.

— Не смейся, Вить, он может подумать, что над ним.

— Ну да, над ним и смеюсь. Неужели не врубается, что мы не знаем языка?

— Хотя, если с другой стороны поглядеть… С животными из приличной гостиницы могут и попросить, а из этой точно не вытурят, — продолжал сам с собой беседовать водитель.

— Мася, представляешь? — говорю я сумке, стоящей на коленях Бороды. — Наши-то не понимают ни словечка. Про них могут говорить что угодно, а им невдомек.

— Угумррр, — поддержала разговор сумка.

Прикорнул рыжий. Весь день в окно смотрел, перебор зрительной информации. Ну, спи.

СМС от Юли

Доброе утро, путешественники! У нас все хор. Хор мартовских котов, попугаев и собак в отличной форме. Соседи приветствуют нас криками. Надеюсь, восторженными.

Ваши звери

Мася

Разбудили меня. Сижу, не пойму, где я. Огромное пыльное окно во всю стену, серый предутренний свет, за окном на уровне глаз машины. Вспомнил: гостиница.

— Что стряслось? — заворочался Виктор и нащупал очки на тумбочке. — С Мишкой что-то?

— Нет, это от Юли. Все хорошо, спи.

Ёшка тоже проснулась и полезла к Маше на подушку целоваться. Девчонки, фрр.

— Уууэээаааххх!

Хозяин зевнул так, что в челюсти что-то щелкнуло, и попытался сунуть мне под живот холодную ногу. Я как бы ненароком отодвинулся. Очень важно освоить эту тонкую, сверхсложную науку — действовать как бы ненароком. Чтобы и не обидеть, и вместе с тем держать своих людей в рамках. — Ты ей не говорила про разницу во времени? Надо же, только задремал. Машины без перерыва едут и едут.

— Ужыс, — жалобно подхватила Маша. — «Вжик» — и следую­щий сон, «вжик» — и следующий. Мне уже столько мелко порубленной чуши наснилось! Все жду, может, слух привыкнет, перестану замечать.

— Какой там. Ладно, встаем, чего зря мучиться, только время драгоценное теряем.

— Знаешь что? Давай чаю, а потом гулять. Я читала, что перед работой китайцы занимаются гимнастикой прямо на улицах. Интересно глянуть.

Неугомонные. Я еще понежусь. Самые интересные сны — перед рассветом.

…

Уууэээаааххх! Ого, вот это я зевнул, чудом из шкуры не вывалился. Где это мы? Ах да, гостиница. Где все? И что на завтрак?

— Мрррны???

Не вернулись. Ёшка напросилась с ними. Небось, поели уже где-нибудь. А я? Кто покормит бедного Короля Левушку? Ладно, подобываю. Что у нас на столе? Остаток самолетной булки. Мнэ-мнэ. А это что такое? Это не еда, это игрушка. Скину ее вниз. Хороший звук. Что в пакете? Маша взяла с собой в Китай китайскую вермишель, чтобы кипятком заваривать. Пока выгрызешь ее из пластиковой упаковки, обплюешься. Вкуса никакого, зато хрустит. Еще на пачку можно напрыгивать, хрустяшки щекотно давятся под лапами. Так, а где мой лоток? Вон, за стеклом. Это что, стеклянный шкаф? Нет, это дверь туалета. Не, ну вы что, как же сосредоточиться? К стене отвернусь…

Надо побегать…