Проамерикански настроенный Пакистан никогда и не скрывалсвоей позиции. Тысячи инструкторов из западных стран, мощная поддержка оружием,непрерывные поставки медикаментов, продовольствия, техники для воюющих моджахедовне были особым секретом. Поставки шли из Америки и Израиля, из Франции иАнглии, из Китая и Германии. Миллионы долларов оседали в сейфах пакистанскихчиновников, продающих в другие, руки гуманитарную помощь Запада. Еще десяткимиллионов оставались на счетах лидеров афганских моджахедов, на которых нежалели ни новейшее вооружение, ни щедрые подачки. На севере активизироваласьразведка Китая, считавшего, что активность Советского Союза в этом регионепротиворечит долговременным интересам самого Китая. И, наконец, в конфликтебыла задействована Индия, с помощью которой советское руководство постояннодержало в напряжении огромную по протяженности пакистано-индийскую границу,оказывая довольно сильное давление на пакистанские власти. Таким образом, в этомвнешне очень локальном конфликте приняли участие страны от Ирака до Китая,образовав ту самую дугу нестабильности, о которой любил говорить помощникПрезидента Картера по национальной безопасности Збигнев Бзежинский, словнопредвидевший последующие события в восьмидесятые годы.

В Советском Союзе утверждалась новая эра. Появились такиеслова в политическом лексиконе страны, как «гласность», «демократия»,«плюрализм». А в самом Афганистане по-прежнему шла война. После восемьдесятпятого-шестого годов эта война приняла характер партизанской борьбы противгарнизонов советских войск и собственных неверных, продадшихся иностранцам. Внекоторых областях даже устанавливалось негласное разделение зон, при котором вкрупных городах и поселках действовали представители официальной власти и частиконтингента советских войск: а в кишлаках и селениях контроль оставался запредставителями афганской оппозиции.

К тому времени у оппозиции стали появляться подлинныелидеры, способные на консолидацию довольно большого числа людей, имевшиесобственные программы выхода страны из кризиса. Дсанов иногда встречался снекоторыми из них и успевал заметить, как выросли в последние годы командирымоджахедов, какой культурный и нравственный потенциал заложен в этих людях.Позже в фильмах и книгах он с удивлением встречал образы всегда непримиримыхфанатиков или почти людоедов, против которых действовали советские солдаты. Насамом деле все это было очень далеко от истины. Среди моджахедов, конечно,бывали и неистовые фанатики и просто идиоты, но бывали и другие — выпускникилучших теологических институтов Востока, потомственные аристократы из афганскихродовых семей, крупные инженеры и предприниматели, получавшие образование визвестных центрах научной мысли Франции, Англии, США. Но это касалось тольковысшего, очень тонкого слоя афганской оппозиции. На девяносто процентов онасостояла из племенных образований и озлобленных крестьян, просто понеобходимости взявших оружие в руки. Позже многие из них так и не смогутникогда вернуться в свои дома, на свои поля, в свои кишлаки. Убивать на воине —станет их основной профессией. И потянутся наемники из Афганистана во многиебывшие республики Советского Союза, продолжая сражаться и убивать, словносвоеобразное возмездие за десятилетие отчаяния и ненависти. Посеявшие бурю —пожинают ураган.

Война сделает из мирных афганских крестьян профессиональныхнаймитов, убийц по контракту и это будет гоже итогом десятилетнегопротивостояния. Но война игменила не только менталитет афганских крестьянПрошедшие войну оставались на всю жизнь ущербными инвалидами, ибо, оставаясьфизически целыми, они нравственно перерождались. Нельзя убивать друтогочеловека и не терять ничего в своей собственной душе. Нельзя видеть кровь и несодрогаться. Нельзя стрелять по живым мишеням, получая при этом своеобразноеудовлетворение. Как только это проискодит, духовному существованию индивидуумаприходит конец и вместо него появляется хладнокровное, эгоистическое существо,нравственно ущербное, с чудовищным потенциалом равнодушия к чужой боли.

Нужно обладать очень большим запасом душевных сил,нравственного здоровья, чтобы противостоять всем ужасам войны и ее разлагающемувлиянию.

Асанов стал с удивлением замечать, что храбрость Черкасоваграничила с дерзостью, хладнокровие сменилось жестокостью, а равнодушие к чужойбеде становилось нормой. Узнав о том, что два батальона одного из полковнародной афганской армии собираются перейти на сторону моджахедов, Черкасов неколеблясь вызвал штурмовые самолеты и вертолеты для полного уничтоженияпредполагаемых дезертиров.

Двигавшиеся по дороге машины и техника полка вместе снаходившимися в них людьми были подвергнуты прицельному бомбометанию.Ошеломленные и раздавленные внезапно появившимися самолетами бойцы даже неподумали организовать сопротивление, рассредоточиться, попытаться найтиукрытие. Практически с близкого расстояния они были расстреляны и растерзанысыпавшимися на их головы бомбами. Среди тех, кто уничтожал этот полк, был иполковник Руцкой, будущий Герой Советского Союза и вице-президент огромнойстраны. При этом ни он, ни его товарищи не видели в подобном задании ничегопротивоестественного, ибо война приучала к жестокости и крови. Из находившихсяна дороге полутора тысяч человек уцелело не более тридцати, которых потом вылавливалипо одиночке сотрудники афганских органов безопасности.

Асанов был недоволен. Более того, он был взбешен. Вызыватьштурмовиков на людей, не разделявших идеологических позиций официальныхафганских властей, было, по его мнению, слишком жестоко. Он понимал, что многиеиз уходящих батальонов могли воевать в будущем на стороне моджахедов. Но дажеэто, по его мнению, не оправдывало такой варварской бомбардировки полка. Средипогибших людей могли быть растерявшиеся, запутавшиеся, просто поддавшиеся на уговорылюди. По его мнению, следовало окружить уходивший полк и попытаться поговоритьс его неформальными лидерами. А уничтожить полк, не имевший огневой поддержки итяжелого вооружения, не представляло никакого труда. Но Черкасов с ним несоглашался. Это была их первая крупная размолвка. Черкасов не понимал, почемуон должен был уговаривать уходящих дезертиров. Они двигались к границе, чтобывлиться в ряды революционной оппозиции и этим поставили себя вне закона, считалЧеркасов. А сам Асанов видел в этих людях темных, зачастую полуграмотных бывшихкрестьянских парней, не всегда разбирающихся в ситуации и тем более непонимающих идеологические мотивы своего решения.

Но Черкасов тогда не принял его точку зрения. Асановразрешал своим подчиненным иметь свое мнение, однако позиция Черкасова егоглубоко задевала. Это был первый такой случай в его биографии. Среди офицеровГРУ, известных своим интеллектом и творческим потенциалом, меньше всего можнобыло найти бездумных исполнителей или жестоких наймитов.

Старший лейтенант по-прежнему оставался одним из лучших егоофицеров, таким же смелым, храбрым, находчивым, отчаянным, но Асанов, сумевшийразглядеть нечто глубоко чуждое его сути, уже не мог относиться к Черкасову спрежней симпатией.

А потом он уехал в Москву, куда подполковника Асановаотозвали зимой восемьдесят восьмого. Когда через десять месяцев Асановвернулся, Черкасова уже не было среди офицеров ГРУ. Он был откомандирован вКиев, где проходил переподготовку.