Эль-Пласер по праву может считаться одним из самых дождливых уголков в мире. Все шесть недель, что мы там провели, дождь шел не переставая, разве что иногда переходя в тоскливую морось. Даже на этих небольших высотах, порядка пятисот-шестисот метров над уровнем моря, лес был весьма прохладным и мшистым. Он представлял собой вторичный облачный лес, восстановившийся после строительства железной дороги несколько десятилетий назад. И в первое же утро мы нашли в этом лесу прекрасное сообщество птиц – включая и золотокрылого манакина.

Первый увиденный нами золотокрылый манакин спокойно сидел на ветке примерно в шести футах над землей в плотном подлеске. В условиях тусклого освещения черное оперение птицы как будто полностью поглощало свет, зато его желтая шапочка ярко сияла. Примерно три раза в минуту самец издавал короткий, низкий, скрипучий звук нуррт, похожий на лягушачье кваканье, – настолько непримечательный, что мы запросто могли бы не обратить на него внимания, приняв за голос лягушки или насекомого. Надо сказать, что между демонстрациями самцы золотокрылого манакина часто выглядят как ленивые рабочие, изо всех сил оттягивающие начало довольно скучного труда. Такой уравновешенный и праздный вид самца однозначно указывал на то, что он пребывает на своем индивидуальном участке. Мое предположение вскоре подтвердилось, когда мы услышали и разглядели второго поющего самца примерно в двадцати метрах от первого, по другую сторону тропы. Это ясно говорило о том, что несколько самцов собрались на ток и наши поиски наконец-то, после нескольких недель бесплодных наблюдений в Миндо, увенчались успехом.

Учитывая непредсказуемость поведения птиц в природе, никогда нельзя знать точно, станет ли ваше первое наблюдение заодно и последним или же положит начало целым месяцам плодотворной работы. Поэтому в полевых условиях всегда приходится действовать так, словно представившаяся вам возможность – единственная. Мы тут же расчехлили магнитофон и приготовили блокноты, чтобы записывать звуки и регистрировать поведение обоих обнаруженных самцов золотокрылого манакина, отмечая основные характеристики песни, временные показатели переклички между самцами и положение их песенных постов.

Примерно через час я вдруг услышал чрезвычайно знакомый звук, доносящийся с того участка, где сидел первый поющий самец. Он начинался с высокого нисходящего свиста и оканчивался ускоренным синкопированным риффом – похоже на сиииииииииии-тсит-тсии-нурррт! Это немедленно напомнило мне слышанную в Суринаме песню белогорлого бородатого манакина при токовом подлете к бревну. Сходство было настолько сильным, что я слегка растерялся. Мы находились в тысячах миль от ареала белогорлого бородатого манакина, обитающего в северо-восточной части континента; откуда же он здесь взялся? Неожиданное и даже трудновообразимое решение этой загадки было как будто очевидно, но мой разум продолжал ему сопротивляться.

Я вернулся посмотреть на первого самца золотокрылого манакина на его участке, и то, что мне довелось наблюдать в последующие несколько минут, изумило меня до глубины души. Это было самое настоящее научное открытие. Самец некоторое время продолжал перекликаться с соседним самцом, обмениваясь с ним криками нуррт, но потом слетел со своего песенного поста и скрылся в лесном сумраке. Несколько мгновений спустя до моего слуха донесся долгий, высокий, пронзительный, непрерывный нисходящий свист сииииииии, приближающийся откуда-то сверху. И я увидел, как самец золотокрылого манакина стремительно пикирует вниз на большой, выступающий опорный корень стоящего прямо передо мной дерева. Сев на него, птица тут же снова взмыла в воздух, развернулась на лету, посверкивая яркими, блестящими золотистыми пятнами на крыльях, и опять опустилась на тот же корень, только теперь головой в другую сторону. Едва присев, самец замер, весь вытянувшись и прижав оперение, опустив клюв к поверхности корня, а хвост при этом подняв вверх под углом от сорока пяти до шестидесяти градусов к поверхности.

С той же скоростью, с какой мозг преобразует оптическую иллюзию из одной картины в другую, до этого невидимую, в моей голове разом проявилось множество развернутых, детализированных научных заключений. Песня, которая была поразительно сходна с песней белогорлого бородатого манакина при токовом подлете к бревну, на самом деле была песней золотокрылого манакина. Целый ряд удивительно сходных признаков в токовом поведении обоих видов являются поведенческими гомологиями, то есть сходными чертами поведения, унаследованными этими видами от древнего общего предка – предка, существования которого никто даже не предполагал.

Токовый подлет к бревну самца золотокрылого манакина

Поскольку самцы этих двух видов выглядят совершенно по-разному и относятся к разным родам, до сих пор никто не задумывался, что они могут находиться в близком родстве. Но стоило мне увидеть их брачные демонстрации, как для меня сразу же стало ясно, что белогорлый бородатый манакин (Corapipo gutturalis) и другие бородатые манакины рода Corapipo[115] являются ближайшими родственниками золотокрылого манакина.

Трудно даже выразить, насколько я был потрясен сделанным открытием. Это было настоящее откровение, кульминация, которой предшествовали многие недели бесплодных поисков, девятимесячное планирование путешествия в Анды, пять месяцев работы в Суринаме, годы академического изучения орнитологии и других наук в университете и почти вся моя сознательная жизнь бердвотчера. Все эти предпосылки внезапно совпали, приведя к мгновенному осознанию взаимосвязей, о которых я раньше не подозревал. Ни разу за все время планирования этой андской экспедиции по поиску золотокрылого манакина я не мог представить себе, что сумею переписать филогению семейства манакинов, – даже в самых дерзких своих мечтах.

Разумеется, поразительные результаты, добытые в этой экспедиции, стали для меня самого веским доказательством того, что всегда следует внимательно прислушиваться к голосу своей личной орнитологической музы. Правда, нельзя списывать со счетов и мое везение: совершенно очевидно, что нынешнее озарение не снизошло бы на меня, если бы до этого я не поработал с белогорлым бородатым манакином, которого на всей земле видели считаные единицы. Мои наблюдения за этой птицей в Суринаме самым ключевым образом подготовили меня к тому, чтобы сделать эволюционные выводы из увиденного мной в Эль-Пласер. Более того, этот неожиданно открывшийся мне эволюционный аспект позволил взглянуть глубже – на фундаментальные основы процесса полового отбора путем выбора полового партнера и последствия влияния этого процесса на всю совокупность сложных брачных репертуаров, включая украшения и сигналы обольщения. Тридцать лет спустя эти открытия все еще откликаются в моей работе гулким эхом.