Он наклонился к Ригель и любовно почесал ее за ухом. Та от удовольствия вытянула морду.

— А эти твари добрые, — елейным голосом протянул Орион, распрямляя спину. — Самые дружелюбные из всех волшебных тварей. И до чего же привязчивы!

Мила заметила, что Ригель начала как-то странно дышать, щуря глаза и сопя носом.

— К людям всей душой, не то, что другие существа, — продолжал Орион. — Грифоны, к примеру, людей не любят и к себе так просто не подпускают. Могут при случае за волосы схватить и оставить плешь на голове. А эти всегда со щенячьей радостью к человеку, все-таки одна половина у них собачья.

Белка поежилась, видимо, живописно вообразив, как после встречи с грифоном остается без скальпа, а Ригель тем временем все хаотичнее вдыхала в себя воздух.

— Что это с ней? — спросил Ромка, заметив странное поведение драконовой собаки.

В этот момент замолчал и Орион, с удивлением глядя на Ригель.

— Странно… — сказал он, нахмурив брови, и, обернувшись к ребятам, спросил: — Никто тут ненароком не прихватил с собой какую-нибудь жабу?

Ригель в этот момент задышала так шумно и лихорадочно, что никто не успел ответить. Ромка осторожно шагнул назад, а Белка запрыгнула за спину Яшки Бермана, у которого коленки вдруг начали отбивать дробь кастаньет.

Глядя на страданья Ригель, Мила вдруг прозрела. Алюмина! Ведь она свою Пипу везде за собой таскает!

Только Мила хотела это сказать, как Ригель с клокочущим стоном втянула в себя большой глоток воздуха и, сморщившись, отчаянно чихнула. И в то же мгновение от собственного толчка оторвалась от земли, и, отлетев пулей метра на два назад, угодила прямо в усеянный колючками куст терновника.

Через секунду из колючих зарослей послышалось тихое, жалобное поскуливание.

Алюмина и стоящие рядом с ней Анжела с Кристиной засмеялись. Последние две сквозь смех неуверенно поглядывали на терновые заросли, а Алюмина хохотала что есть мочи.

— Ей же больно! — сочувственно воскликнула Белка, переведя взгляд с кустов, где стонала Ригель, на Алюмину, и из жалостливого он сразу сделался хмурым.

— А эти ржут! — сквозь зубы процедил Ромка.

— Лучше бы они этого не делали, — качая головой, заметил Горангель.

— Ригель! — ринулся на помощь Орион, на ходу сокрушаясь: — Вот чешуя садовая!

Вдруг повизгивание прекратилось, и терновник подозрительно зашуршал. В следующее мгновение из куста молнией выпрыгнула Ригель и, приняв боевую стойку, осклабилась, рыча в сторону своих насмешников. Ее драконий хвост яростно метался по земле из стороны в сторону, поднимая клубы пыли.

Алюмина громко завизжала, пятясь назад.

Ригель отреагировала мгновенно. Она прыгнула вперед и так оглушительно гавкнула, что в горах, у подножия которых находилась усадьба, отозвалось эхо.

Алюмина взвизгнула и, покачнувшись, упала на свой толстый зад, так что Пипа Суринамская выскочила из ее рук и отлетела в сторону, шмякнувшись на голову Яшке. Он ойкнул от неожиданности, но чудом поймал жабу, не дав ей упасть на землю.

Ригель продолжала наступать на Алюмину, рыча все воинственнее и обнажив острые клыки. Анжела с Кристиной с перекошенными от страха лицами кинулись от нее врассыпную, оставив Алюмину один на один с Ригель. У Милы в голове промелькнула странная мысль, что из троих насмешниц Ригель почему-то сосредоточилась на Алюмине.

— Ригель! — громко выкрикнул Орион, когда расстояние между драконовой собакой и Алюминой опасно сократилось, и скомандовал: — К ноге!

Псина издала короткий, как будто предупреждающий рык, вытягивая морду к Алюмине, а потом с видимой неохотой, пофыркивая и неуклюже перебирая задними лапами, затрусила к Ориону.

— Ты что это вытворяешь, чешуя твоя бедовая! — прикрикнул он на псину, а та безо всякого чувства вины улеглась у него в ногах, вывалив синий язык из пасти и тяжело дыша.

— Поднимите ее, — сказал Орион, кивая в сторону Алюмины. — Нечего здесь рассиживаться.

Анжела с Кристиной помогли подняться трясущейся от страха Алюмине. Клыки драконовой собаки, наверное, показались ей не слишком забавными.

— Возвращаемся к тому, что я говорил, — хмуро сказал Орион, и было заметно, что его благожелательное настроение испортилось. Окая с еще большим ударением, он продолжил: — Остановились мы на том, что есть две вещи, которые не терпят драконовы псы. Во-первых, как я уже сказал, — он покосился на Пипу Суринамскую, которую Яшка как раз в этот момент возвращал Алюмине, — никаких жаб чтобы я больше на моей территории не видел. Здесь животных, птичек и даже цветочки показываю я и такие, какие посчитаю нужным. А во-вторых, драконовы псы не переносят, когда над ними смеются. Ни на что другое они не обижаются. Но когда над ними потешаются, становятся сами не свои.

Орион обвел взглядом притихших ребят и кивком головы подытожил:

— Одним словом, если голова для вас непосильная ноша, можете смело хохотать над драконовой собакой. И тогда ваш котелок на плечах совершенно перестанет вас донимать.

Ригель глухо гавкнула, почти не раскрыв пасти, как будто соглашаясь со словами Ориона.

Разгневанный не на шутку Орион сказал, что ему пора идти и, прихватив с собой Алюмину с жабой, оставил ребят на Горангеля. Более доброжелательный Горангель разрешил всем желающим приблизиться к Ригель и почесать ее за мохнатыми ушами. Мила очень удивилась, когда узнала, что Ригель, как и все драконовые собаки, больше всего любит обычное овсяное печенье, которое каждый день за завтраком было на столе у меченосцев. К слову, почти все, кроме Яшки Бермана, это печенье есть отказывались и чаще всего его скармливали всеядному Полиглоту. Мила решила, что нужно будет обязательно принести печенье Ригель и угостить ее.

* * *

Кроме антропософии и походов в «Конскую голову», конечно же, были и другие занятия, например магические музыкальные инструменты. Ромка, увидев в расписании этот предмет в первый раз, заявил, что лучше скормит себя на завтрак Полиглоту вместо овсяного печенья, чем будет слушать музыку. А Белка, наоборот, проявила интерес, сказав, что просто обожает музыку.

Кабинет магических инструментов очень напоминал театр. Парты поднимались амфитеатром по кругу, а внизу было что-то вроде полукруглой сцены, с одной стороны которой колыхался занавес с расхаживающими на нем трубадурами и миннезингерами. Посредине этой сцены стоял разукрашенный яркими картинами клавесин. А на крышке клавесина сидела птица с удивительным хвостом, похожим на диковинный музыкальный инструмент. Сначала Мила решила, что это павлин, но, присмотревшись внимательнее, почему-то засомневалась.

Рассаживаясь кто куда, ребята показывали пальцами на птицу и спрашивали друг друга, что она здесь делает. И пока ученики по двое и по трое заходили в класс, птица с музыкальным хвостом что-то сосредоточенно пела. Хотя пение это было странное: она и шептала, и говорила, и посмеивалась, и издавала звуки, похожие на топот десяти пар ног шаркающих по лестнице учеников.