Граф Бегуэн вышел из лаборатории и приветствовал меня, громко и весело смеясь. Этому человеку исполнилось семьдесят шесть, но ему можно было дать намного меньше: высокого роста, стройный, темноволосый, изящное узкое лицо. Он держался с суровым достоинством, его манеры были безупречны, но одновременно с тем он излучал искреннюю, почти детскую теплоту чувств; учтивость казалась его врожденным свойством. Я владел лишь зачатками французского, а он не говорил по-английски, но мы как-то умудрялись понимать друг друга.

«В пещере двенадцать градусов», — сообщил он, подводя меня к большому ящику, заполненному спелеологическим снаряжением. Я облачился в черничного цвета комбинезон и натянул резиновые сапоги. «Tres chic»[69], — сказал граф, весело подмигнув.

Меня также поприветствовал Андреас Пастоорс, немецкий археолог, который еще школьником начал работать в пещерах, расположенных на территории графского поместья. Это был строгий мужчина возрастом около пятидесяти пяти, этакий волевой интеллектуал, обладатель слегка вздернутого носа. Он оберегал пещеры словно сторожевой пес, и решение графа пригласить меня, по всей видимости, ошеломило его. Когда мы спускались по холму, направляясь ко входу в пещеру, он отвел меня в сторону. «Пещера закрыта для посетителей, — сказал он. — Каждый визит наносит вред скульптурам. Пишите в своей книге что угодно, но обязательно упомяните, что туристам здесь не место».

Пещера Ле Тюк была открыта в 1912 году отцом графа, Луи Бегуэном, и его двумя братьями, Максом и Жаком. Как-то раз мальчики, слоняясь по поместью, решили пройти по течению реки Вольп и вышли ко входу в пещеру. В небольшой лодочке размером с ванну они проплыли внутрь и весь день осматривали первую группу пещер. В последующие два года каждые несколько месяцев они снаряжали очередную экспедицию и проникали во всё более дальние пещеры, освещая себе дорогу светильниками, сооруженными из велосипедных фонарей. Во время одной из вылазок младший из братьев Бегуэн, Макс, разбирая гору отломанных сталактитов, наткнулся на новый проход. Братья протиснулись внутрь, пролезли по одному проходу, затем по следующему, пробираясь всё глубже, пока не оказались в последней пещере, где обнаружили бизона. Вернувшись на поверхность, они связались с двумя ведущими в то время историками древности, аббатом Анри Брёйлем и Эмилем Картальяком; те, разумеется, поспешили приехать из Тулузы, чтобы увидеть скульптуры. Фотография, сделанная в тот день: братья Бегуэны, их отец и двое специалистов по истории первобытного общества, — и поныне украшает семейную библиотеку.

Ле Тюк д’Одубер; предоставлено Робером Бегуэном

Мир семьи Бегуэн в наши дни вращается вокруг бизонов. В октябре 2012 года граф Бегуэн собрал всех родственников в Пюжоле на столетие открытия скульптур. На празднике он обучал молодых Бегуэнов метать копья, изготавливать каменные орудия и разжигать огонь с помощью трения, как то делали мадленцы; затем глава семьи рассказал историю открытия глиняных скульптур их общими предками. Вечером все собрались на торжественный ужин — на горячее подали жаркое из бизона, тотемного животного семьи Бегуэн.

«Сейчас всё так же, как было в 1912 году», — сказал граф Бегуэн, стоя на мшистом валуне у входа в пещеру, посреди русла реки Вольп. На нем был синий комбинезон, белая каска с налобным фонарем, через плечо переброшена небольшая кожаная сумка с искусно вытисненным именем его отца. Он выглядел как персонаж немого кино.

«Даже лодка та же», — добавил он, указав на маленькое суденышко в форме ванны, почти такое же, на котором плавали его отец и дяди.

НАС БЫЛО ШЕСТЕРО; в команде Андреаса насчитывалось еще три исследователя: Хуберт, пожилой археозоолог из Кёльнского университета, изучавший останки доисторических животных; Юлия, студентка Хуберта, и Ивонн, коллега Андреаса по Неандертальскому музею. Все они провели в Пюжоле две недели, изучая артефакты, полученные из Энлен, другой пещеры на реке Вольп. Для всех это был первый визит в пещеру Ле Тюк. Мы сели в лодку по двое на каждый борт и начали грести вверх по течению. Покачиваясь, мы погрузились в темноту, затем высадились на узкую полоску гравия. Оттуда, проверив лампы, мы отправились в пещеру.

Ле Тюк поднимается по известняковому холму, следуя вдоль древнего русла реки Вольп. Американский поэт Клейтон Эшлеман в своем стихотворении «Заметки к посещению Ле Тюк д’Одубер» (Notes on a Visit to Le Tuc d’Audoubert), написанном после экскурсии с графом Бегуэном в 1982 году, назвал пещеру «контурами потопа». За этот день, взбираясь к скульптуре бизона, мы должны были пройти три фрагмента пути. От русла реки мы добрались до пещеры, которую Бегуэны называли «Свадебный зал», — широкого сводчатого пространства, где с потолка свисали огромные сталактиты, похожие на трубы церковного органа.

Андреас обратился к группе на английском — на время поездки этот язык стал общим для нас. Ле Тюк, говорил наш научный руководитель, — первозданная пещера. В отличие от большинства раскопок, где от пола не оставляют живого места, лишь бы добыть артефакты для лабораторий и музейных витрин, Ле Тюк — нетронутое пространство: здесь сохранен почти каждый след доисторического человека. «Старайтесь всегда ступать на мои следы, — велел Андреас. — И никогда, ни при каких обстоятельствах не дотрагивайтесь до стен».

Мы начали путь, пригибаясь и увертываясь, чтобы не врезаться в сталактиты, ступая осторожно и тихо по мягкому глиняному полу, словно мы тайно кого-то преследовали. В некотором смысле так оно и было. Мы шли по следу мадленцев, последний раз посещавших эту пещеру 14 тысяч лет назад. Мадленская культура, которая возникла в промежутке от 12 до 17 тысяч лет назад, — сокровищница европейской археологии. В двух предшествующих культурах — солютрейской (от 17 до 22 тысяч лет назад) и граветтской (от 22 до 32 тысяч лет назад) — были свои жемчужины: элегантные каменные орудия, красивейшие переносные статуи (Венера Виллендорфская, известнейшая обладательница пышных форм) и удивительные рисунки в знаменитой пещере Шове. Однако пальма первенства в сфере подлинного искусства принадлежала мадленцам — флорентинцам Возрождения эпохи палеолита. Их изображения оленя и бизона в пещерах Ласко и Альтамира археологи сначала назвали поздней подделкой, настолько искусно они были выполнены. На задней стене каменных жилищ они вырезали в камне скульптурные фризы, изображающие лошадей в галопе, вытесывали из кости музыкальные инструменты, для игры на которых использовался тот же пентатонический звукоряд, что и на современных инструментах[70]. Они шили одежду костяными иглами и носили изящные ожерелья, унизанные морскими раковинами. Украшались даже самые обычные орудия — например, копьеметалка из рога оленя с резным изображением бизона.