«С первыми солнечными лучами, – писал Никерсон, – все в нашей лодке поднялись, обшаривая взглядом океан». Хватаясь за мачты и друг за друга, они стояли, вытянув шеи, пытаясь найти своих потерянных товарищей на обрамленном волнами горизонте. Но те исчезли. «Бессмысленно было жаловаться на судьбу, – вспоминал Чейз, – мы ничего не могли поделать, а наша скорбь не вернула бы их, но мы не могли не скорбеть, чувствуя всю горечь расставания с людьми, с которыми столько испытали вместе и чья судьба так близка была нашей собственной».

Они были на тридцати двух градусах шестнадцати минутах южной широты и ста двенадцати градусах двадцати минутах западной долготы, на шестьсот миль южнее острова Пасхи. Через девятнадцать дней после отплытия с острова, когда им еще оставалось пройти свыше тысячи миль, Чейз и его товарищи остались одни. «Еще много дней после этого несчастного случая наш успех был омрачен потерей, – писал он. – Мы потеряли поддержку дружеских лиц, а что могло быть важнее в наших духовных и физических страданиях?» Ветер и дождь бушевали и весь следующий день. Чейз решил провести инвентаризацию запасов. Благодаря его бдительности у них все еще оставался значительный запас хлеба. Но путешественники провели в море уже пятьдесят четыре дня, а до острова Хуан-Фернандес оставалось еще тысяча двести миль. «Нужда подсказывала нам, – писал Чейз, – что мы должны еще урезать паек, или окончательно отказаться от надежды достигнуть земли, или найти какое-нибудь судно».

У них уже осталась лишь половина запасов, хотя они ели всего по три унции хлеба в день. «Как сократить дневную норму, чтобы не умереть от голода, – это был самый насущный вопрос». Три унции галет давали им двести пятьдесят калорий в день, что составляло меньше пятнадцати процентов ежедневных потребностей. Чейз сказал своим людям, что у них не остается выбора, кроме как еще раз располовинить эти порции – до полутора унций в день. Он знал, что эта мера «скоро снова превратит нас в скелеты». Это была ужасающая дилемма, и решение далось Чейзу не просто. «Мне пришлось приложить огромные усилия, чтобы выбрать один из вариантов в этой ужасной альтернативе, – писал он. – Либо кормить наши тела и наши надежды немного дольше, либо поддаться мукам голода и сожрать наши запасы, чтобы после спокойно ждать смерти». Где-то к северу от них их товарищи готовились столкнуться с последствиями второго «либо».

Люди в лодках Полларда и Хендрикса были так же сильно опечалены случившимся. Но они шли дальше, уверенные, что скоро вновь увидят лодку Чейза. В тот день, четырнадцатого января, на лодке Овида Хендрикса кончился провиант. Для Хендрикса и пяти членов его команды, Джозефа Веста, Лоусона Томаса, Чарльза Шортера, Исайи Шеппарда и Уильяма Бонда, все зависело от того, согласится ли Поллард делиться запасами. Поместив Хендрикса в лодку второго помощника всего за три дня до этого, Поллард не мог отказать своему бывшему гарпунеру в части собственных запасов. Но если он был готов кормить Хендрикса, то должен был позаботиться и об остальных. Поэтому Поллард и его экипаж разделили с товарищами то немногое, что у них оставалось, прекрасно понимая, что через несколько дней у них не останется ничего.

То, что лодка Чейза отстала от прочих, уберегло первого помощника от необходимости становиться перед этим выбором. С самого начала Чейз строго, с одержимостью относился к раздаче пайков. И, с точки зрения Чейза, бросить свои запасы людям с лодки Хендрикса, не нантакетцам, начавшим путь с тем же самым количеством припасов, что и его собственная команда, было равносильно коллективному самоубийству. До этого они уже обсуждали необходимость разделить провиант, если одна из лодок потеряет свои припасы. «Такой поступок, – писал Чейз, – не только лишил бы многих шансов на спасение, но и толкнул бы всех в объятия скорой голодной смерти». Для Чейза в сложившихся обстоятельствах все обернулось наилучшим образом.

В тот же день, когда Чейз сократил дневной рацион своей команды наполовину, ветер постепенно стих до полного штиля. Облака рассеялись, и солнце снова начало беспощадно палить. В отчаянии Чейз и его люди сняли паруса и попытались укрыться под инкрустированным солью полотнищем. Закутавшись в паруса, они легли на дно лодки и «оставили ее на волю волн», как писал Чейз.

Несмотря на палящее солнце, никто не жаловался на жажду. Неделю они напитывали водой обезвоженные тела, и теперь голод мучил их сильнее жажды. Теперь некоторые из матросов страдали от диареи – общего симптома голодания, который Чейз списал на «расслабляющие свойства воды». Как он выразился, «мы быстро чахли».

Человек может быстро восстановиться после обезвоживания, но, чтобы прийти в себя после длительного голодания, требуется много времени. Во время Второй мировой войны Лаборатория физиологии и гигиены в Университете Миннесоты провела исследование голодания, которое до сих пор считается эталонным. Профинансированное частично религиозными сообществами, в том числе и Обществом Друзей, исследование должно было помочь союзникам справиться с освобожденными пленниками концентрационных лагерей, военнопленными и беженцами. Участниками стали молодые люди, отказавшиеся от службы и добровольно решившие за шесть месяцев сбросить двадцать пять процентов своего веса.

Эксперимент проходил под руководством доктора Анселя Киеса (в честь которого назван знаменитый армейский паек K-ration). Волонтеры жили в несколько ограниченных, но вполне комфортных условиях на стадионе в кампусе университета. Их рацион, хотя и скудный, содержал все необходимые витамины и микроэлементы. В него входили тщательно отмеренные порции картошки, репы, брюквы, черного хлеба и макарон (все то, чем могли питаться беженцы во время войны). И все же, несмотря на клинически безопасные условия эксперимента, волонтеры испытали сильнейший физиологический и психологический стресс.

Сбросив вес, мужчины стали апатичнее и одновременно раздражительнее. Им стало трудно концентрировать внимание. Их потрясло, как быстро иссякли их силы и насколько замедлились реакции. У многих темнело в глазах, стоило им просто встать со стула.

Их конечности опухли. Они потеряли всякий интерес к сексу, зато предавались своего рода «желудочной мастурбации», описывая друг другу любимые блюда и часами изучая поваренные книги. Они жаловались, что потеряли способность творить и вообще любое желание что-то делать. «Многие так называемые американские черты, – писал один из наблюдателей эксперимента, – вроде энергичности, великодушия, оптимизма, на поверку оказались общими чертами всех сытых людей». Для многих людей самым трудным стал период восстановления. Даже через неделю после того, как их рацион был увеличен, они все еще чувствовали голод. Фактически через неделю после увеличения рациона они все еще продолжали терять вес. Если применить результаты этого эксперимента к команде «Эссекса», то неделя на острове Хендерсона мало что дала для восстановления мышц и жира. И три недели спустя матросы были как никогда близки к голодной смерти.

Симптомы у людей, дрейфовавших по Тихому океану четырнадцатого января 1821 года, были те же, что и у добровольцев эксперимента в 1945-м. Чейз писал, что им «едва хватало сил, чтобы двигаться, вся необходимая работа выполнялась очень медленно». Тем вечером, когда путешественники сидели на дне лодке, они испытали то же, что и подопытные в университете Миннесоты. «Мы пытались встать, – писал Чейз, – но кровь, ослепляя, приливала к голове, и мы падали на место». Страдания Чейза были так сильны, что он забыл запереть крышку своего рундука, прежде чем провалиться в сон. Той ночью один из членов команды разбудил первого помощника и сказал ему, что Ричард Петерсон, старый негр из Нью-Йорка, который часто молился, украл немного хлеба.