Сто одиннадцать лет спустя посреди Тихого океана десять человек с «Эссекса» пришли к тому же выводу. Через два месяца после того, как они отвергли Острова Общества, потому что, по словам Полларда, «боялись стать добычей каннибалов», китобои собирались съесть одного из своих собственных товарищей. Сначала они должны были разделать тело. На Нантакете, в дальнем конце старого Северного причала была скотобойня, где любой мальчишка мог увидеть, как коровы и овцы превращаются в вырезки и окорока. На китобойном судне готовкой занимались чернокожие члены команды. На «Эссексе» чернокожим коком были разделаны тридцать с лишним свиней и десятки черепах. И конечно же все двадцать членов команды принимали участие в разделке множества кашалотов. Но это был не кит, не свинья и не черепаха. Это был Лоусон Томас, их товарищ по плаванию, с которым они разделили два адских месяца в открытом океане. Кто бы ни разделывал тело Томаса, он должен был управиться не только с теснотой двадцатипятифутовой лодки, но и с хаосом собственных чувств.

Команда «Ноттингема», галеона, потерпевшего крушение у берегов Мэна, так и не справилась с этой задачей и упросила несчастного капитана Дина взять дело в свои руки. «Их непрерывные просьбы и мольбы, наконец, возымели действие, – писал Дин, – и ночью я все сделал». Дин, как и большинство матросов, вынужденных заниматься каннибализмом, начал с того, что удалил самые очевидные признаки человеческого тела – голову, ладони, ступни и кожу. Все это он выбросил в море.

Если Хендрикс и его люди последовали примеру Дина, то после этого им пришлось вынуть из кровавой корзины ребер сердце, печень и почки. Затем можно было срезать мясо с костей. Как бы там ни было, Поллард писал, что, разведя огонь на плоском камне у основания лодки, они зажарили внутренности и мясо и начали есть.

Вместо того чтобы ослабить спазмы голода, первые куски мяса только усилили их. Слюна текла изо рта, а урчащие животы вырабатывали пищеварительный сок. И чем больше люди ели, тем сильней разгорался голод.

Антропологи и археологи, изучающие людоедство, оценили, что в среднем взрослый человек – это около шестидесяти фунтов съедобного мяса. Но тело Лоусона Томаса не было телом среднего человека. Вскрытия жертв голода показали крайнюю дистрофию мышечной ткани и полное отсутствие жира. Иногда его заменяло белое студенистое вещество. От голодания и обезвоживания усыхают и внутренние органы, включая сердце и печень. Тело чернокожего матроса, скорее всего, содержало не больше тридцати фунтов жилистого мяса. На следующий день, когда на лодке Полларда тоже закончились запасы еды, они «рады были разделить с командой другой лодки их скорбную пищу».

Через два дня, двадцать третьего января, на шестьдесят третий день после крушения, умер и был съеден еще один член команды Хендрикса. Так же как и Лоусон Томас, Чарльз Шортер был чернокожим. Было очевидно, что афроамериканцы сильно пострадали от того, что до крушения их питание было хуже, чем у всех прочих. Но, возможно, сыграл роль и другой фактор. Недавние исследования утверждают, что жировая прослойка афроамериканцев тоньше, чем у белых. Как только тело исчерпывает запасы подкожного жира, оно начинает поглощать мышцы – процесс, нарушающий работу внутренних органов и ведущий к смерти. Имея меньше жира, чернокожие моряки быстрее белых начинали перерабатывать собственные мышцы.

Насколько важна для выживания в условиях голода жировая прослойка, показал пример Отряда Доннера – группы переселенцев, засыпанных снегом в предгорьях Сьерра-Невады зимой 1847 года. Хотя женщин называют слабым полом, их способность к выживанию выше, чем у мужчин. Отчасти благодаря тому, что в среднем уровень жира в их организме на десять процентов выше. То, что чернокожие моряки начали умирать первыми (не считая Джоя, по словам Полларда, скончавшегося от тяжелой болезни, а «не от голода»), не было случайностью. Среди белых преимущество имел двадцатидевятилетний капитан «Эссекса». Небольшого роста, еще до крушения он имел склонность к полноте. Старший из них, он обладал замедленным, по сравнению с остальными, метаболизмом. Из всех двадцати матросов у Полларда были самые высокие шансы пережить голод.

И все же, учитывая сложный ряд факторов, и физиологических, и психологических, невозможно с уверенностью предсказать воздействие голода на того или иного человека, умрет он или останется жив. Пока часть экипажа «Эссекса» ела второе человеческое тело за четыре дня, в сотне миль к югу Оуэн Чейз и его люди дрейфовали в безветренном море. Неделя на скудных полутора унциях хлеба превратила их в людей, «едва способных ползать по лодке, но еще достаточно сильных, чтоб донести до рта крохи еды». Кожа начала покрываться волдырями. Утром двадцать четвертого января ветра все еще не было, и все так же светило солнце. Чейз был уверен, что не все в его команде доживут до вечера. «Не могу сказать, что поддерживало меня посреди всего этого ужаса, – писал Чейз, – Бог знает».

Той ночью первый помощник видел очень яркий сон. Он только что сел за «великолепно накрытый стол, где было все, чего только мог пожелать самый взыскательный гурман». Но как только Чейз поднес пищу ко рту, он проснулся «с ледяным осознанием реальности». Сон вверг его в своего рода безумие. Чейз начал грызть кожаную обмотку весла, но не справился с жестким, затвердевшим от соли материалом. После смерти Петерсона в команде Чейза осталось всего три человека: нантакетец Бенджамин Лоуренс, Томас Никерсон и Исаак Коул из Массачусетса. Чем сильней страдали они от голода, тем сильней уповали на первого помощника. Чейз писал, они «изводили меня вопросами, доберемся ли мы до земли. И я, как мог, успокаивал их».

После всего, что случилось с ними, Чейз изменился. Из резкого педанта, стоявшего на раздаче с пистолетом под рукой, он превратился в добряка, разговаривавшего с матросами, как писал Никерсон, «почти бодрым голосом». Теперь, когда их муки достигли новых высот, Чейз признал, что его команде нужна была не дисциплина, а дружеская поддержка. Все они видели, что случилось с Петерсоном, и только надежда стояла между ними и смертью. То, что Чейз смог ради своей команды забыть о присущем ему авторитарном стиле управления, ставит его в один ряд с сэром Эрнестом Шеклтоном, одним из величайших и самых уважаемых лидеров своего времени. Подвиг Шеклтона, спасшего двадцать семь членов своей Антарктической экспедиции, назвали «высшим проявлением лидерских качеств в невозможных обстоятельствах». В 1916 году, через семнадцать месяцев борьбы с жесточайшими условиями, включая изнурительный переход через паковый лед, два перехода в крошечном, размером с вельбот, шлюпе по штормовому южному океану и ужасающий переход через зубчатые пики Южной Георгии, Шеклтон наконец достиг китобойной станции, а потом вернулся, чтобы спасти тех, кого он оставил на Слоновьем острове.

Забота Шеклтона о своей команде была легендарной. «Его забота была такой, – писал его напарник Фрэнк Уорсли, – что суровые мужчины видели в ней что-то женское, почти нервное». Но Шеклтон не хуже Блая умел поддерживать дисциплину. В одной из предыдущих экспедиций, когда один из путешественников попробовал поднять бунт, Шеклтон подавил назревавшее восстание, просто опрокинув его наземь. Это сочетание решительности и командирских навыков, с одной стороны, и способности к сопереживанию, с другой, редко сочетается в одном человеке. Но Чейз в свои двадцать три года, а это почти вдвое меньше, чем было Шеклтону, смог преодолеть безжалостную жесткость требовательного человека и сделать все, что было в его силах, чтобы поддержать своих людей в отчаянной ситуации.