Асотль ударил его ладонями по ушам – прием из арсенала Перепелкина. Не ожидавший такого поворота враг резко ослабил хватку, и молодой ацтек ударил его лбом в переносицу – не самый благородный прием, но Асотль – точнее сказать, Перепелкин – вовсе и не собирался вести себя благородно. С этаким-то ублюдком? Да больно надо!

Удар, еще удар!

Тесомок захрипел, из разбитого носа фонтаном хлынула кровь. Однако торжествовать полную победу было еще рано: изловчившись, противник пнул юношу в живот – бедняга согнулся, хватая ртом воздух, словно выброшенная на берег рыба.

А жрец Тлалока – вот, оказывается, какому богу он теперь служит! – не обращая никакого внимания на хлещущую прямо на жертвенный камень кровь, ударил ацтека по шее сомкнутыми в замок руками.

Асотль упал, чувствуя, как кровь врага обагряет его плечи тяжелыми липкими каплями. Дернулся, откатился в сторону, вовремя заметив, как Тесомок подобрал упавший на пол кинжал. Тяжелое лезвие ударило в край жертвенника, высекая желтые искры. Здесь, в этом храме, остро пахло смертью, кровью и болью.

Юноша вскочил на ноги: сжимая в правой руке нож, соперник шел на него, по-бычьи наклонив голову…

– Здравствуйте! – смотря через левое плечо врага, вежливо поклонился Асотль.

Тесомок – о, простая душа! – с удивлением обернулся…

Асотль, словно разъяренный ягуар, прыгнул на него, выворачивая руку с кинжалом… Еще один прием – и страшное оружие проткнет живот своего незадачливого хозяина… Вот сейчас!

– Хватайте их! Жрицы, зовите воинов! Смерть, смерть святотатцам!

Едва не угодив Асотлю в висок, просвистела пущенная старухой Иснешли дубина. Да-а… еще немного бы – и попала. Интересно, где старая фурия так ловко научилась метать?

Внизу, со двора и в саду послышались тревожные крики. Пора было ретироваться. Неожиданно первым сообразил это Тесомок. Извернулся и, выпустив кинжал, с разбега бросился в воду.

– Ловите его, ловите! – В храм уже вбегали позванные юными жрицами воины.

– Ловите живым! Честь великой богини оскорблена!

Ох, тоже еще, оскорбленная невинность… Охочая до детских сердец.

– Ловите! Сбежит!

Асотль покинул храм точно так же, как Тесомок минуты за три до него, – просто бросился под ноги воинам, прокатился по скользкому полу и – вот она, терраса, вот он, обрыв, вот оно, озеро.

Конечно, никаких девчонок там уже и в помине не было. Как не было видно и Тесомока – как же, станет он дожидаться погони, не такой уж дурак, хоть и попался на такую детскую уловку. Но сейчас наверняка уже выбрался где-то на берег… Где-то…

Сверху, с террасы, падали в озеро воины.

Ныряя в глубину, юноша презрительно усмехнулся: ну-ну, давайте, половите рыбку в мутной воде, посмотрим, как это у вас получится?

Улыбаться был повод – уже стемнело, и черная вода озера отражала лишь желто-оранжевую луну да звезды. К тому же Асотль очень хорошо плавал, так что и сейчас не сомневался: выплывет. Одного лишь было жаль – ведь он так и не встретился со Звездочкой. Так и не встретился. Действительно – жаль.

Опасность поднимала еще более наши раздраженные нервы, заставляла сильнее биться сердца…

А. И. Герцен. «Былое и думы»

– Они прислали послов, ты знаешь? – Жрец Куэкальцин Четыре Пера, как его именовал про себя Асотль, «лицо, отдаленно напоминающее интеллигента», задумчиво прикрыл глаза рукой. Он был в обычном своем одеянии, скромном, но весьма изысканном: длинная, почти до самых колен туника из тончайшего хлопка и украшенный вышивкой и перьями плащ.

Асотль, как и положено младшему командиру, стоял перед жрецом едва ли не навытяжку – того требовал церемониал встречи, проходившей в маленьком храме Макуилшочитля – «господина цветов, пиров и веселья». Неприметный и совсем не злой бог, покровитель бражников… А вот главный жрец его храма был совсем иным – лицом, наделенным нешуточной властью. Сам великий вождь ацтеков Теночк доверял ему почти полностью. Полностью вождь не верил никому, даже самому себе.

Молодой десятник, почтительно наклонив голову, слушал, недоумевая: почему обратились именно к нему? Разве в Мешикальтцинко мало других храбрых воинов? Повод сего обращения был весьма тревожным: считавшееся непобедимым войско тлашкаланцев, уничтожая на своем пути все, вторглось в земли ацтеков и колуа. Что искала далекая Тлашкала в этом озерном краю? Ясно что – добычу и пленников. Тлашкала была великим и сильным городом и, как и все прочие великие и сильные города, время от времени предпринимала подобные походы. Война – славное дело для военачальников и вельмож, особенно если войско сильно, а враг… Какие-то там колуа или подвластные им дикари-ацтеки.

И все же… Не первый раз уже нападали тлашкаланцы. Почему жрец (и стоявший за ним властелин Теночк), нарушив всякую субординацию, вспомнил о простом десятнике? Интересно…

– И что же требовали послы? – Асотль решился первым нарушить затянувшееся молчание.

– Они хотят войны, – зло усмехнулся жрец.

– Странно было бы, если б не хотели. За тем ведь и пришли.

– Отряд из ста знатных юношей, наш отряд, должен дать бой пришельцам на опушке, что у скалы Ягуара.

– Должен дать бой? – уже начиная кое-что понимать, переспросил молодой воин. – И что же – враги сами указали место битвы?

– Это будет особая битва. – Куэкальцин поправил на груди ожерелье. – Война цветов.

Война цветов!

Так вот оно что! Что ж, нехорошие предчувствия не обманули Асотля. Война цветов… Враги требуют сотню знатных юношей, дабы принести их в жертву своим богам. А поскольку богам наиболее любезны вовсе не рабы, а взятые в битве пленные, то будет битва – война цветов. С одной стороны юноши-ацтеки с цветочными букетами вместо мечей, копий и палиц, с другой – вооруженные до зубов тлашкаланцы. Исход подобной битвы представить нетрудно – все «цветочники» окажутся пленены и торжественно принесены в жертву. Ничего необычного – такое практиковалось частенько.

Угу… Асотль скривился: теперь ясно, зачем он понадобился… Командовать отрядом смертников. Что ж, спасибо за великую милость… Что, не нашлось другого?

– Мы хотим, чтобы вы сражались, – ухмыльнувшись, негромко продолжал жрец. – Чтобы ваш отряд навел на врагов ужас… Поэтому назначили командиром тебя, тебе ведь не привыкать оскорблять богов, верно?

– Так уж и оскорблять, – хмыкнул молодой воин. – Ну, побуянил слегка в храме – так уж вышло.

– Нет, друг мой.

Куэкальцин Четыре Пера засмеялся, весело оскалив зубы. Ага… Весельчак… Убийца! Прирожденный убийца. Но, надо сказать, весьма неглуп и – что очень хорошо – циник. Асотль даже испытывал к жрецу некоторое почтение – всю жизнь не терпел ни дураков, ни фанатиков.