– Слышу, – едва различимым голосом ответила боярышня.

– Вот и слышь! И пожжёт! Я чего ни попрошу, Ванюша всё исполнит. – И, опять повернувшись к Трофиму, спросила: – Что с царевичем?

– Убили его чуть не до смерти. Голову возле виска пробили.

– Кто?

Трофим не ответил.

– Кто, я спрашиваю?! Или онемел?

– Онемел, – сказал Трофим.

Аграфена удивлённо замерла, похлопала слепыми глазами, повела носом, принюхалась… И уже совсем спокойным голосом спросила:

– С чем это ты пришёл? Кочергу, что ли, принёс?

– Принёс.

– Ту самую?

Трофим кивнул.

– А! – сказала Аграфена. – Вот как. А ну дай её сюда!

Трофим подступил к Аграфене и протянул ей кочергу в рогожке. Аграфена развернула кочергу, ощупала. Сказала:

– Тут была прядка волос Ванюшиных. Где прядка? Кто ее сорвал?

– Винюсь, – сказал Трофим. – По недосмотру.

– Как это?

– За злодеем гнался. Бил злодея. Прядка отвалилась.

– А, – подумав, сказала Аграфена, – тогда невелика беда. Исправим. А кто злодей?

– Да тот злодей, может, совсем и не злодей.

– Что-то мудрёно говоришь. Дай руку!

Трофим дал. Аграфена, отложив кочергу, взяла Трофима за руку. Аграфенина рука была холоднющая как лёд, и она этой рукой щупала Трофимову горячую руку и что-то сама себе под нос приговаривала. Потом вдруг усмехнулась и сказала: «А!» – и отпустила Трофимову руку. Трофим её сразу убрал, сам сразу отступил назад. Аграфена продолжала сидеть прямо, не шевелилась и даже как будто не дышала. Потом вдруг опять заговорила:

– Рука у тебя, чую, чистая. Твоё счастье, пёс, что ты тут ни при чём, а то я тебя прямо сейчас в пепел спалила бы. Синим огнём ты у меня горел бы. А так ни при чём – и не горишь. У меня так всегда – всё по правде. И Ванюша всегда был за правду. Ванюша уже сколько правит, а ещё ни разу никого без правды не казнил. И так и сейчас не казнит! Так Зюзину-собаке и скажи, чтобы не смел над кем попало измываться, а не то я и его спалю! – И после добавила уже спокойным голосом: – Не хватайте всех подряд, не невольте невесть на кого наговаривать. Надо истинных злодеев сыскивать. Уразумел?!

– Уразуметь-то я уразумел, – сказал Трофим, – да только как их сыщешь?

– Э! – сказала Аграфена, усмехаясь. – Это дело нехитрое. Вот…

И вдруг осеклась, поворотилась в сторону боярышни и строго спросила:

– А ты чего здесь торчишь? Пошла вон!

Боярышня низко поклонилась, развернулась и поспешно вышла.

– Вот, – продолжала Аграфена, улыбаясь, – сейчас я тебя научу. Подай-ка мне свечку, любую.

Трофим взял ближайшую, подал. Аграфена глубоко вздохнула, надула щёки, после резко выдохнула…

И свеча засияла так ярко, что просто на диво. Аграфена стала ходить по каморке и этой удивительной свечой зажигать другие свечи. Все свечи загорались очень ярко. В каморке становилось всё светлей, и она от этого казалась всё просторней. Теперь это была настоящая, богато обставленная светлица. Посреди неё стоял длинный и широкий стол, застеленный толстенной златотканой скатертью, на ней в разных местах лежали веретёна, нитки, пряжа, пяльцы, спицы, коклюшки и ещё какие-то приспособления для разных рукоделий. Трофим обернулся. Рядом с ним стояла Аграфена. Глаза у неё были чистые, без бельм. Вот чудо так чудо, подумал Трофим, вот как его обворожили! Или это ему раньше чудилось, а теперь он видит то, что есть на самом деле? Трофим ещё раз осмотрелся.

– Это мои девки сюда ходят, – сказала Аграфена. – Но я их сегодня прогнала, чтоб не мешали.

Она подошла к столу, и тогда Трофим заметил там и свою рогожку. Аграфена развернула её и достала кочергу – ту самую.

– Это я велела её там поставить, – сказала Аграфена, рассматривая кочергу. – Для Ванюши, для его здоровья, и чтобы никто на него не замышлял. А вот про внучка забыла. Эх, дура старая!

И она досадливо ударила кулачком по столу. Потом продолжила:

– Ну да беда невелика. Лютая беда была бы, если бы она совсем пропала. А так вернули, слава Тебе, Господи.

Аграфена подняла кочергу, поднесла к лицу, принюхалась, сказала:

– От меньшого Годунова принесли. Вот уж ушлый человек Бориска! Тяжко будет ему помирать. Ну да это ему ещё не скоро.

Она опять принюхалась, быстро повернулась в сторону Трофима и сказала:

– Чего стоишь, как пень? Разводи огонь!

Трофим осмотрелся. Рядом с ним стояла медная тарелка, изнутри вся закопчённая, как будто в ней жгли огонь.

– Ну! – ещё строже сказала Аграфена. – Не знаешь, как огонь разжечь? Дубина!

Трофим схватил ближайший моток пряжи и положил в ту тарелку. И тут же заметил рядом кресало и трут, взял их, выбил искру, пряжа задымилась, начал раздувать огонь. Рядом, на столе, вдруг появились тоненькие щепочки, Трофим их подкинул. Пламя сразу занялось.

– Славно! Славно! – зачастила Аграфена. – Славно!

Вытряхнула из рукава бутылочку, выдернула пробку, сыпнула из бутылочки в огонь каким-то порошком, огонь взвился вверх, загудел. Эх, только и успел подумать Трофим, Господи, не гневайся, Ты же видишь, не по своей воле я…

– Сыпь! – гневно велела Аграфена.

Трофим схватил подвернувшуюся под руку ещё одну бутылочку – откуда она только взялась?! – и тоже сыпнул из неё. Огонь сбился, задымил. Дым был вонючий. Трофим расчихался, перекрестился…

Огонь полыхнул!

– Эй! Ты чего?! – грозно вскричала Аграфена. – Спалить меня задумал? Не балуй!

Трофим убрал руку за спину, попробовал развести пальцы…

А они не разводились! Они так и слиплись щепотью! Матерь Божья, подумал Трофим, заступись за меня, сироту…

– Помолчи! – грозно велела Аграфена.

Трофим перестал молиться.

– Держи!

Трофим взял кочергу, пальцы сами по себе разжались, и сунул её в огонь.

– Жди, пока не раскалится! – приказала Аграфена.

Трофим ждал. Огонь горел ровно, языки были большие, яркие, в тарелке давно было пусто, а огонь ничуть не уменьшался. Кочерга стала понемногу раскаляться. Трофим смотрел на кочергу в огне. Аграфена куда-то ушла. Трофим оглянулся. Аграфена, открыв шкафчик не стене, искала в нём что-то. Наконец нашла коробочку. Трофим сразу отвернулся, опять стал смотреть на огонь. Аграфена подошла к столу, поставила на него коробочку. В коробочке, на красном бархате, лежала прядь волос. Волосы были светло-русые.

– Убирай! – велела Аграфена.

Трофим убрал кочергу из огня.

– Задувай!