Ладно, предположим, ты и правда не мог зайти в гости, но что мешало тебе написать письмо? Мы, вообще-то, думали, что ты умер! Пятнадцать лет ни одной весточки, как так можно?

— И Лина тоже думает, что я умер? — Маиран действительно выглядел смущённым.

— Нет, она, как дурочка, верит, что ты жив, просто очень занят, — Ренар немного смягчился и даже усмехнулся. — Это ещё ничего. Вот твой отец думает, что ты до сих пор не научился писать, помнится, в детстве у тебя были с этим проблемы!

Маиран от души расхохотался, и Ренар вслед за ним.

— Да уж, — выдавил Маиран, — действительно, очень правдоподобно.

— Мой отец всё время пытается доказать, что ты не такой тупой, но твой что-то не верит.

— Они что, разговаривают? — уточнил Маиран.

— Конечно! Они вообще много разговаривают, особенно когда дегустируют что-нибудь в винном погребе. Ты что, никогда не замечал, что они — близкие друзья?

— Кхм… Ммм… — Маиран не нашёл, что возразить. Но судя по выражению его лица, его детские воспоминания очень сильно отличались от реальности, которую описал Ренар. К счастью, просека привела их к обширной прогалине и разговор естественным образом прекратился.

Глава 7. Заброшенная лесопилка

Вырубка, на которой они оказались (а это, очевидно, была вырубка), казалась просто другим миром. Она густо заросла молодыми берёзками и осинками, кипреем и таволгой. Это место было просто безудержно живым. Среди солнечных бликов неистово сновали деловитые пчёлы, наполняя воздух звонким призывным жужжанием. Меж веток и травы кипела разгульная птичья жизнь. Пахло мёдом, нагретой на солнце землёй и ещё чем-то сладким и сочным, наверное, травой.

Их уже ждали. Поодаль среди травы и цветов замаячила человеческая фигура, при виде которой Юна усиленно завиляла хвостом, но потом вдруг, словно опомнившись, начала бегать вокруг Ренара.

— Я понял, понял, не мельтеши, — добродушно отозвался страшник. — Я вперёд пойду, вы не торопитесь, — сообщил он остальным.

Ренар ускорил шаг, Юна бежала рядом с ним. Все остальные, напротив, шли неторопливо, будто на прогулке, а потом и вовсе остановились, вежливо позволив Ренару и Корону (очевидно, это был он) поговорить без лишних ушей. Но, впрочем, не без лишних глаз.

Сначала Искра решила, что ей кажется, но, когда Ренар приблизился к встречающему их человеку, она поняла, что не ошиблась: Корон был совсем ещё мальчишкой, лет тринадцати или четырнадцати. Телосложением он был практически уменьшенной копией Арна — такой же худой, но ещё и на голову ниже Ренара. Он казался ещё меньше, чем был на самом деле из-за того, что был побрит налысо, по-видимому, недавно, потому что его затылок резко контрастировал с загорелым лицом. В чертах Корона Искре что-то казалось неуловимо знакомым, и она долго присматривалась, пока, наконец, не решила, что он напоминает ей Маирана. Да и выражение лица у него было такое же сосредоточенное, какое бывало у воина перед серьёзным делом.

Ренар остановился в двух шагах перед Короном, и они обменялись крайне официальными, почти церемониальными поклонами. Это выглядело несколько комично среди цветов и пчёл, но почему-то все, кроме Искры, относились к этому серьёзно. Будто у них на глазах происходила важная дипломатическая встреча. Надо признать, Ренар хорошо выглядел в роли дипломата: красивый, представительный, гордо приосанившийся, он будто не шатался три недели по лесам, а вышел на небольшую прогулку в сад из своего кабинета. Почему-то казалось, что у Ренара обязательно должен быть свой кабинет с массивным письменным столом, тяжёлыми портьерами и золочёной чернильницей. Искра как раз мечтала о базальтовом фермакарте[1] с вкраплениями граната в этом гипотетическом кабинете Ренара, когда оказалось, что переговоры закончены.

Ренар и Корон тут же отбросили официальный тон и дружески обнялись. Юна, прежде спокойно и торжественно сидевшая рядом со своим Спутником, разразилась радостным лаем и принялась обнюхивать окружающих.

— Юна! — с робкой, не вяжущейся с его прежним поведением, улыбкой призвал её к порядку Корон.

Собака послушно села рядом с ним, но ей не сиделось на месте, она нетерпеливо перебирала лапами и задирала морду, заглядывая Корону в лицо. Не очень-то и высоко ей приходилось задирать морду — голова Юны была почти на уровне груди мальчика.

— Давайте я вас познакомлю! — предложил Корон и действительно начал по очереди представлять вновь пришедших собаке. Каждый подходил и наклонялся, чтобы пожать протянутую лапу и почему-то никому, кроме Искры, не было смешно.

Её Корон назвал последней, и когда Искра в свою очередь взяла в руку огромную, мохнатую, горячую лапу с шершавыми подушками снизу, она вдруг почувствовала, что всё это действительно имеет смысл. Юна смотрела на неё блестящими коричневыми глазами и её взгляд был почти по-человечески лукавым. Искра почувствовала на лице горячее дыхание, а Юна вдруг наклонилась вперёд и принялась обнюхивать сумку со Свитком, висевшую у Хранительницы на поясе. Собака вдруг чихнула и с недоумением посмотрела на Корона. Тот уже больше не казался ни официальным лицом, ни дипломатом. Так, обычный мальчишка, немного смущённый всеобщим вниманием, но вместе с тем умирающий от любопытства. Он заметил, что Искра смотрит на него и смутился ещё больше. Его уши, торчащие по обе стороны лысой головы, стремительно приобретали пунцовую окраску.

— И где же Лина? — спросил Ренар, видимо, намереваясь прервать возникшую неловкую паузу.

— Там, — Корон махнул рукой куда-то за спину. — Пойдёмте!

И он бодро зашагал по тропинке, приминая траву босыми ногами. Юна, наконец, сорвалась с места и принялась шумно носиться вокруг, продираясь сквозь заросли и то и дело тыкаясь холодным и мокрым носом в руки путешественникам.

Вдалеке виднелось старое полуразвалившееся здание. С каждым шагом, приближающим путешественников к нему, Искра видела всё больше и больше подробностей. Сначала стало ясно, что оно состоит из двух частей — небольшого сруба и пристроенного к нему обширного навеса, потом Искра рассмотрела, что крыша навеса в нескольких местах провалилась, потом стали видны заросли крапивы, жадно разросшиеся на толстом слое щепок и опилок. А потом Искра услышала музыку и забыла обо всём, кроме неё.

В воздухе носились пока ещё разрозненные, перебиваемые ветром и шёпотом листьев ноты, постепенно складывающиеся в мелодию, которая показалась Искре давно и хорошо знакомой. И, несмотря на то, что об этом не было ни разговора, ни текста в Свитке, Искра знала, что звуки порождаются струнами. Она даже представила себе со всей отчётливостью инструмент, но не смогла вспомнить его название. Потом к мелодии присоединился высокий женской голос. Слов было не разобрать, как Искра не вслушивалась. Наконец, путешественники завернули за угол и увидели источник звука.