«Я и не должна быть надёжной! Когда просыпаюсь, тогда и просыпаюсь!» — взбеленилась Интуиция.

«Замолкните! Похоже на правду. Ая случайно узнала что-то лишнее, и её убили. Предположительно, вывезли с одним из караванов. Но кто мог убить Дельмину? У кого был мотив?» — обдумывал ситуацию Разум.

«Точно не у Гнеббиса, он же её возлюбленный», — мягко заметила Наивность.

«Гнеббис? Почему нет? Предположительно он — каторжник. Возможно, его отношения с Дельминой дали трещину. Может, он ей надоел. Или начал чем-то шантажировать, а она отказала ему. Или выведала какую-то его тайну…» — предположило Любопытство.

«Или заколебала до невозможности, что вероятнее всего. Такую проще убить, чем терпеть!» — хмыкнул Разум.

«Не стал бы он её травить… Как-то это не по-мужски», — сказал Оптимизм.

«Сексист!» — ответила ему Грация.

«Итак, предположим, что убийца — Гнеббис. Он подменил пузырёк с лекарством, Дельмина с нашей помощью его приняла. При этом она, очевидно, ничего подобного не подозревала. То есть конфликт с Гнеббисом был для неё неявным. Если бы она почувствовала исходящую от него опасность, то мигом сдала бы его Эссельку. Она была, конечно, мерзавкой, но не дурой и не самоубийцей! А значит, мотив какой-то скрытый, она не предполагала о его намерении», — рассуждал Разум.

«А ведь никто, кроме нас с Дельминой не знает, кто он на самом деле. А вот Ае мы рассказали. Кто знает, возможно, он решил скрыться и замести следы. Тогда мы тоже в опасности! Нужно непременно рассказать Эссельку о том, кто он такой на самом деле. И попросить защиты!» — заволновалась Осторожность.

«Может, она ему изменила? Или у него появилась другая возлюбленная, и вот она, ослеплённая влечением, отравила соперницу Дельмину! Это преступление страсти!» — воскликнула Любовь.

«Да, но Гнеббис не показал никаких эмоций! Разве он не должен быть раздавлен случившимся?» — спросило Любопытство.

«Кто ещё мог желать ей смерти? И не грозит ли эта смерть нам? Мы не знаем, как умерла Аяла, возможно, там тоже был замешен яд. Лучше ничего не есть и не пить в ближайшее время», — с тревогой сказала Осторожность.

Мысли путались. В туалет хотелось уже невыносимо. Вот вечно у меня так — что ни ответственный момент, то срочно надо бежать по маленькому делу. Как в книгах и фильмах люди сидят в засадах часами?

Моё волнение передалось и Ночке. Она тоже сначала металась по комнате, потом села на подоконнике открытого окна и жадно втянула носом остывающий воздух. А затем прыгнула в темноту. От испуга я вскрикнула и высунулась из окна по пояс, но ничего разглядеть не смогла.

«Лиски бегут с тонущего корабля…» — прошептало Отчаяние.

Расстроенная побегом Ночки, я подошла к двери, постучала и приоткрыла её. В коридоре дежурило двое подчинённых Эсселька.

— Туалет? — жалобно спросила я.

— Иди. Две минуты! — ответили мне. В этот момент из комнаты бабки Фиклы вышел Эссельк и его помощник, тихий худой мужчина с невыразительным лицом. Смерив меня суровыми взглядами, они прошли дальше, в соседнюю дверь.

В туалете я не только сделала свои дела, но и попила из-под крана. Стало легче. Обратно вернулась под пристальными, пронизывающими взглядами. В ожидании допроса время ползло невероятно медленно. Свернувшись калачиком на кровати, я уснула.

Ночью меня разбудил писк и шорох. Подскочив, подумала, что наконец маги пришли с допросом, но это была лишь лиска. Она притащила три изрядно помятых жизнью пирожка. Два обёрнутых в полотенчико держала в зубах, ещё один прижимала короткой лапкой к телу. Стало стыдно за упаднические мысли.

— Ночка, спасибо тебе, хорошая моя. Знаешь же, что я с обеда ничего не ела… Ты сама перекусила? — я погладила заметно округлившееся пузико.

— Уи! — радостно сообщила она.

Привередничать не стала: съела все пирожки, сдув с поверхности шерстинки. И завалилась обратно на постель. Дознаватели придут тогда, когда удобно им. Это правило я ещё на Земле усвоила. Но даже утром никто не пришёл.

— Всем выйти из комнат и пройти во двор! — в коридоре стучали по дверям.

Успев быстро шмыгнуть в ванную, я пристроилась в конце процессии. Судя по солнцу, время двигалось к полудню. Во дворе заложили большой костёр.

— В последний огонь провожаем… ох, кто же уморил госпожу… такая была она добрая, вещи дарила. Мне вот жилетку меховую отдала… — причитала Фикла. От этого заявления у меня едва ноги не подкосились. Добрая? Дельмина?

Слуги тем временем наперебой начали обсуждать, кому и что она сделала хорошего. И деньги раздавала, и кому-то из столицы лекарство редкое заказала, и светлой улыбкой освещала путь каждого страждущего. Шокированная, я просто не верила своим ушам. За толпой наблюдали охранники и Эссельк.

Вскоре тело Дельмины, обёрнутое в багряный саван, вынес Гнеббис. Он шёл медленно и торжественно. Когда он попытался положить свою ношу на костёр, со ступней Дельмины упал сначала один бордовый ботинок, потом второй. Оба откатились от костра, и я с трудом подавила желание подбежать и подать их ему. Саван приоткрылся, и густые локоны убитой госпожи рассыпались по деревянной кладке. Посиневшая рука безвольно выпала из бордового одеяния.

Я отвернулась. Когда занялся костёр, все отошли на почтительное расстояние. Странно, но запаха не было. Только звуки ревущего, бешеного пламени, пожирающего дерево и лежащее на нём тело.

Костёр прогорел очень быстро, за каких-то полчаса.

— Всем разойтись по комнатам! — отдал приказ Эссельк.

Естественно, мы подчинились. Еду никому не предложили.

Я снова оказалась в духоте своего пенала, и пожалела, что не держала в нём книжек. От нечего делать вычёсывала лиску и играла с ней в крестики нолики прямо на простыне. Проиграла дважды. Пейзаж за окном не менялся, только тени становились длиннее. За мной пришли вечером.

— Ида? — без стука вошёл ко мне Эссельк. — Тебя желает видеть грандай Даммир Асульский.

Его прибытие в замок сначала удивило меня, а затем даже успокоило. Говорили, что он один из сильнейших магов. Значит, он без проблем допросит меня и разберётся в произошедшем. Мы шли в господскую часть на первом этаже, где я была всего пару раз.

К Даммиру я пришла добровольно. Дважды споткнулась по пути, но это от волнения. Судорожные вдохи-выдохи не помогли унять сердцебиение. Напротив, попытка успокоиться закончилась нервной дрожью и вспотевшими ладонями. Взять себя в руки гораздо сложнее, если они влажные.

Его кабинет был просторный, светлый и сдержанный — под стать хозяину. Маг Света смотрелся в нём органично, как ещё один предмет мебели: такой же сухой, жёсткий и лишённый каких-либо эмоций. Он стоял возле стола и завёл руки за спину, изучая меня пристальным тяжёлым взглядом.

От Даммира зависела моя дальнейшая судьба, и я рассматривала его с жадным любопытством, пыталась хоть что-то прочесть в его глазах. Высокий, атлетичный, пожалуй, даже привлекательный, если бы не холодное, отстранённое выражение лица. Чёрные кудри не разметались в беспорядке, как и положено порядочным кудрям, а лежали строем, в котором каждая прядь боялась выбиться из прически, ведь за такое её могли не за ухо заправить, а вырвать с корнем.