– По сусалам, говоришь? – откуда-то изнутри Васильцева спросил капитан Блинов. – По сусалам – это как?

Лейтенант Сеня, глупо хлопая глазами, потянулся за салфеткой, чтобы отереть рот.

Не успел.

– Вот так по сусалам? – с этими словами Васильцев нанес хороший удар прямо в прилипшую салатину.

Послышался хруст, лейтенант пролетел по залу метров пять, стукнулся башкой о бочку из-под фикуса и затих. «Красиво!» – одобрил удар капитан Блинов.

Зал притих, все с интересом, а некоторые и не без удовольствия, наблюдали за происходящим. Лейтенант Серега вскочил и с недоумением уставился него.

– Что вылупился, сикофант? – спросил Блинов-Васильцев. – В селезенку, говоришь? Это как? Вот так? – и саданул ему в низ живота.

Тот издал икающий звук и нырнул носом в тарелку со шпротами. Затем, потянув на себя скатерть, осел на пол.

Васильцев почувствовал давно забытую, сладостную свободу, когда миг – да мой! Потом пускай что хотят с ним делают, гады, но вот напоследок еще – эту масляную рожу достать!

Вот так его, ыш абарак бузык!

Ах, как сладостно звенели падающие тарелки и графины, как театрально визжали дамы, как царственно парили над залом сорванные занавесы!

– Во гуляют товарищ капитан!

– Да урезоньте его кто-нибудь!

– Да как же я их, когда они по званию капитан госбезопасности?

– Я тебе говорю! Я, старший майор Гмыря!

– Старший майор?! – обрадовался Васильцев. – Вот тебя, Гмыри, мне как раз недоставало!

Ах, какой божественной трелью отозвался рояль, когда Гмыря грохнулся головой на клавиши! Просто симфония!

Но приказ старшего майора все-таки возымел действие – человек пять навалились на Васильцева. Да тут же и разлетелись по сторонам: уроки Викентия не прошли зря. Спустя секунду кто-то хныкал, придерживая вывихнутую руку, кто-то собирал в платок выбитые зубы, кто-то корчился на полу не в силах встать.

Теперь, войдя в раж, Васильцев сам перешел в наступление. Против него было человек двадцать, они выстроились стенкой, но замерли в нерешительности.

Юрий уже не помнил, скольких из них поверг, когда кто-то сзади саданул его чем-то тяжелым по голове. Он почувствовал, как кровь струится по шее, мир перед глазами стал расплываться, но, кажется, не то троих, не то четверых он еще все-таки успел сразить, прежде чем остальные навалились на него всем скопом, скрутили-таки, поволокли на улицу.

Потом, уже на воздухе, долго били сапогами, по ребрам, по голове. Боли он почти не чувствовал, но понимал: сейчас забьют до смерти.

Внезапно послышалось:

– А ну отставить! – произнесено было негромко, но властно.

Избивать сразу перестали. Один спросил:

– Это кто это там гундосит?

Другой ответил потише:

– Не залупайся, это майор Николаев из контрразведки.

Юрий понял, что они уходят. Все закончилось, и он жив.

Никогда прежде он не замечал, что воздух может быть так свеж и сладостен. Это был запах свободы.

Услышал голос:

– Юра! Юрочка! Ты живой?

Да кто это? Неужели?!..

– Катя… – проговорил он и лишь после этого потерял сознание.

… Хочу также Вам, Лаврентий Павлович, сообщить, что нарком Н.И. Ежов явно скрывал от партии архиважную информацию, касающуюся…

«Архиважную! Ишь какой ты! Прямо по-ленински загнул!» – протирая пенсне, подумал первый заместитель народного комиссара и снова склонился над писаниной этого мама дзагла[14], Призрака.

…касающуюся этого Тайного Суда. Обращаюсь поэтому лично к Вам, ибо полагаю, что бывший нарком государственной безопасности Ежов, явно саботируя операцию по уничтожению террористической организации «Тайный Суд», затевал какую-то свою игру…

Ладно, с недомерком, с Колькой Ежовым, и без письма Призрака все было ясно: спекся Колька, о чем Коба[15]вчера уже прозрачно намекал. Но покамест собирается перекинуть Кольку с госбезопасности на речной транспорт. Тот небось и сам уже что-то почуял, да, видно, не понял дурной своей башкой – ишь, еще за какие-то соломинки, какашка, цепляется, какие-то игры, шени мама[16], затевает! С кем играться надумал?! С партией шутки шутить?

Ничего, партия таких шутников быстро ставит на место. К стенке! – там как раз самое место для них!

Что там еще интересного у Призрака? Ага, вот это – про Буциса, на дереве повешенного. «Люди, простите меня! Гад я распоследний!» Может, и сгодится на что-нибудь. Например, засранец этот «железный», Колька Ежов с такой фанеркой на шее очень, пожалуй, неплохо смотрелся бы. А что, мысль!

Да, Призраком этим, пожалуй, бросаться не стоит. Что он там – про дальнейшую связь?.. Ага, вот:

…Прошу связь со мной держать не через всяких дебилов-сержантов и недоумков-лейтенантов… (на тех, поди, намекает, подлец, которых грохнули на днях) …а через надежных и хотя бы относительно неглупых людей, если, конечно, таких там, у себя в НКВД, отыщете…

Не, во гад!

Что ж, его право музыку заказывать. Да и верно, верно пишет, мерзавец! Связь надо держать не с мелюзгой всякой, которая про все Кольке донесет, а с проверенными людьми. С кем бы только?..

Да вот хотя бы…

* * *

– Ты, что ли, Чужак?

– Так точно, товарищ Берия!

– Чужак – это что, агентурный псевдоним?

– Никак нет, фамилия такая.

– А я думал, псевдоним: очень похоже. Призрак, Чужак… Про Призрака знаешь?

– Никак нет!

– Ну и хорошо, меньше знаешь – дольше живешь… Шучу… А почему фамилия у тебя такая – Чужак? Ты для кого чужак?

– ???

– Может, для партии ты чужак?

– Никак нет. Член ВКП(б) с тридцать первого…

– Или для органов ты чужак?

– !!!..

– Или для советской власти ты чужак? В Гражданскую что делал?

– Пулеметчиком начинал, потом в кавалерии, потом в частях особого назначения…

– Ладно. Пулеметчик, говнометчик – про все это я в твоем деле читал. И все же: ты – чей?

– ???

– Мне нужны мои люди, а не чужаки.