«Зачем?! – подумал Юрий. – Из той спокойной, безопасной жизни в Лондоне – сюда, в эту кровавую круговерть?»

– Просто, – вздохнула Катя, словно услышав его немой вопрос, – не хотелось быть… как твой отец однажды говорил… я запомнила…

– Двуногой без перьев, – подсказал Юрий. – Это еще Платон, кажется, сказал.

– Я знаю. Но впервые услышала от твоего отца, и запало в душу. Не хотелось быть вот такой вот ощипанной курицей… А Москву выбрала – да, чтобы встретиться с тобой, я в тот раз тебя не обманула.

– Ну а исчезла-то почему? – спросил он.

– Вдруг почувствовала – здесь происходит что-то не то.

– Нападение в Марьиной Роще?

– Там и вправду могла быть просто случайность, – на то она и Марьина Роща. Но потом, пока ты лежал в больнице, стали происходить всякие непонятные вещи… В общем, я поняла, что меня выследили и квартира миссис Сазерленд оказалась не самым безопасным местом. К счастью, на такой случай у меня имелась запасная легенда.

– Светлана Синичкина?

– Да. Как, справляюсь?

– Как будто ею родилась, – улыбнулся Юрий. – А кто выследил? Эти, из помойной империи?

– Их людей я тоже заметила, но дело не только в них. Сами по себе они не так опасны, как кажутся.

Юрий вспомнил последний взгляд умирающего Викентия. Какую бо2льшую опасность Катя имела в виду?

– Видишь ли, – продолжила Катя, – я давно уже слышала про их царство. Несмотря на свои несметные богатства, они по сути так и остались жалкими попрошайками. Их ничего не волнует, кроме денег, и в такую сложную игру, как сейчас, они по собственной инициативе ни за что не стали бы ввязываться, головы у них устроены по-другому. Нет, за ними наверняка стоит какая-то другая, пока неясная сила.

– Но какая? НКВД?

– О, вот уж нет! Эти умеют только хватать беззащитных, а сами дрожмя дрожат и ждут, когда их тоже поставят к стенке… Впрочем, по своим каналам я узнала, что их начальству недавно стало откуда-то известно про Тайный Суд. Кто-то пожелал и их тоже стравить с нами. Некий Призрак. Ты про такого не слыхал?

– Да, – вспомнил Юрий, – Домбровский однажды упоминал какого-то Призрака, но объяснять ничего не стал. Вряд ли ему известно, кто это такой… А почему ты сразу к Домбровскому не обратилась?

– Сначала хотела понаблюдать со стороны, что у вас тут происходит. Ну а потом… сам знаешь…

Юрий кивнул:

– Да, потом уже было поздно… И что теперь будем делать?

– Собирать осколки, что же еще? – она пожала плечами.

И Юрий впервые за эти дни вдруг ощутил уверенность: у них все получится. Теперь, когда он с ней, у них все получится, не может не получиться!

– Ну а теперь, – попросила Катя, – расскажи все, что знаешь ты, постарайся не упускать никаких мелочей.

Он начал с самого начала, с того дня, когда получил письмо от Домбровского. Кажется, в самом деле удалось не пропустить ни одной даже самой малозначащей мелочи. Катя, слушая его, иногда кивала – должно быть, это было для нее не ново, – а иногда хмурилась – похоже, не сходились какие-то детали в той мозаике, которую она складывала в уме.

– Навело на какие-нибудь мысли? – спросил он, доведя свое повествование до подвигов капитана Блинова.

– Разве что появились кое-какие зацепки для размышлений, – проговорила она. – Обсудим это позже, а пока… Давай разберемся, кого мы пока видим своими противниками и насколько близко можем к каждому из них подобраться. Итак – во-первых?

– Эти помойные любители капустки, – перед глазами Юрия возникла картина страшной смерти Викентия, и холодок прошел по телу оттого, что, возможно, предстоит схватка с такими противниками.

К некоторому его облегчению, Катя покачала головой:

– Вряд ли с них надо начинать. Подобраться-то к ним можно, но начинать надо с другого.

– С Призрака?

– Нет, это – в самом конце, о нем мы практически ничего не знаем.

– С Борщова? С Домбровского?

– Ты что, имеешь хоть малейшее представление о том, где они?

Юрий покачал головой.

– С чего же тогда? – спросил он.

– Думаю, – ответила Катя, – начинать следует с самого слабого звена…

– Алё, – развязно произнесла в трубку сержант Светлана Синичкина. – Я с кем говорю, с лейтенантом Уховым?.. Что, Сенечка, узнал? Молодец!.. А чё делаешь?.. Вот и я тоже. А подарков мне тут цельный короб нанесли… Да всё, и закусить, и прочее. Составишь компанию?.. Ну так не задерживайся, жду… – Положив трубку, пояснила: – «Язык» нам нужен, а лучше «языка», чем этот Сенечка Ухов, не найти: редкостный охламон. Нынче он как раз на майора Чужака пашет. Уже выложил спьяну, что этому Чужаку поручено самим Берия проникнуть в Тайный Суд, что-то он такое, видно, замыслил. Сейчас мы этого Ухова – наизнанку.

– А мне что делать? – спросил Юрий.

– Ничего, лежи как лежишь, только голову одеялом накрой. Шурином моим будешь.

Через несколько минут послышался скрёб в дверь, и Юрий услышал сквозь одеяло голос Синичкиной:

– Но-но, Сенечка, покедова – без рук! Ишь, трезвый – а сразу пристаешь, неча мне тут!

Они вошли в складскую комнату.

– А это кто? – спросил лейтенант Ухов.

– А это мой кум с Ростов-Дона, прибыл барахлом отовариться. Да вот же! Едва деньги в кармане почуял, сразу назюзился, уже вот второй день не просыхает. Напьется – и дрыхнет как бревно. Ты, Сенечка, на него не гляди, он не слышит ничего, до завтрева не очухается. Ты только не говори никому, что я его тут приютила: сам знаешь, не положено в казенном помещении.

– Ясно, не положено. Да ты ж меня, Светик, знаешь, я – молчок.

– Не знала б – не позвала бы. А вот гляди, чего нам Бог послал. – Загремели бутылки, посуда.

– Ну-ну! – все же заметил бдительный чекист. – Про Бога ты тут не больно-то.

– Ох, сама знаю, Сенечка, как-никак сама член ВКП(б), а вот же прицепилось к языку, как болячка. Больше не буду. Ну давай, Сенечка. Слава труду!

– Слава труду! – поддержал ее лейтенант.

Чокнулись.

Катя взяла завидный темп – за десять минут под нехитрые тосты чокались раз пятнадцать. Наконец сержант Синичкина направила разговор в нужное русло:

– А ты, Сенечка, я слыхала, под самим майором товарищем Чужаком служишь?

– Точно так. Беззаветный, скажу я тебе, человек! Но только об этом – тсс!

– Ясно, что – тсс, чай, не маленькая.

– То-то! А товарищ Чужак теперь во всем лично Самому отчитывается.

– Ух ты! Ежову, что ль? Николай Иванычу?

– Не, Ежов – всё, хана ему вроде. Только тсс!