– Вот что я тебе скажу, адвокат, твою мать. Клал я сто раз на то, что ты обо мне думаешь. Вытащи меня отсюда и можешь идти в задницу со всей твоей братией. Так и передай… Как уж ты их назвал-то? – Он задвигал бровями, как будто вызывая в памяти слова, которые на самом деле помнил прекрасно. – Ах вот… Передай «лицам, которые предпочли остаться неназванными», что дальнейшее пребывание в этом клоповнике может подорвать мой моральный дух. Как тебе известно, моральный дух, память и речь тесно связаны между собой. Я бы предпочел не повторять фокус Дэвида Копперфильда с надеванием наручников тем, которые предпочитают…

– Я вас не совсем понимаю.

Джед Кросс поднялся со стула.

– Да ты не поймешь, зачем тебе хрен даден, даже если порнозвезда тебе это разобъяснит. Вытащи меня отсюда, иначе упомянутые лица на днях или раньше составят мне компанию. – Он выдержал паузу. – Хоть бы душ принял, что ли, жирный боров!

С этими словами Джед Кросс, скованный наручниками и собственным безумием, повернулся и гордо направился к двери.

Провожая взглядом его и конвоира, Томас Риттенхаур, адвокат из Финикса, думал только об одном: хорошо бы, этот психопат не сдержался, выкинул какой-нибудь фортель и вынудил конвоира всадить ему пулю в башку, за что конвоир непременно будет причислен к лику святых.

Адвокат заранее придумал, что скажет тому, кто принесет ему это благое известие.

Мир душе его. Закурить есть?

Джед Кросс вышел во двор и захлопал глазами от солнца.

Привыкнув к свету, он огляделся, вытащил из кармана рубашки сигарету и закурил, уже не заботясь о том, что она последняя. Он отлично понимал, что как следует насыпал соли на хвост адвокатишке, а тот в свою очередь не замедлит сделать то же самое с упомянутыми высокими лицами. Скоро ему принесут и хорошей еды, и сигарет, и всего, что ни пожелает душа арестанта.

Джед все хорошо помнит, так пусть и другие не забывают, а если надо, он всегда готов освежить их память.

Предпочли остаться неназванными…

А чего их называть? Он и так знает, о ком идет речь, от одних имен блевать хочется. Ходят среди простых смертных, задрав нос, и поплевывают на всех, у кого нет «порше» или «ягуара», кто не живет в особняках и не отправляет детей учиться в престижные школы.

Но когда припрет, простые смертные вроде него становятся им очень даже полезны, просто необходимы в решении мелких проблем, которых так много у деловых людей. Средства их не интересуют, был бы результат.

Никто не желает участвовать в их решении, никто не желает видеть, как они решаются, никто не желает ничего знать.

Они остаются чистенькими; зачем им нюхать вонь, исходящую от их же собственных дел, зачем задумываться над тем, что средства для достижения их высоких целей не просто грязны и бесчестны, но и противозаконны?

Джед хорошо сознает свою роль, понимает, кто заказывает музыку, и готов танцевать под нее. Не моргнув глазом он согласился играть роль незаметного и незаменимого помощника, лишь бы она хорошо оплачивалась. Пусть другие срывают аплодисменты, ему вполне достаточно денег. Ну и конечно, поддержки в трудные моменты жизни.

Вот как сейчас.

Он бросил окурок и затоптал его ногой.

Вышагивая по утрамбованной земле дворика, он вдруг вспомнил, что сказал ему Риттенхаур про Калеба.

Его разбирал смех.

Стало быть, полоумный таракан все-таки окочурился. Джеду на это было, в общем, наплевать. Калеб с детства был малахольный, и Джед пользовался любой возможностью, чтобы поизмываться над ним. В старших классах он как-то накрыл его в парке при обсерватории Лоуэлла с Лорой Ли Меррин, девчонкой, которая нравилась ему самому, но она предпочла двоюродного брата.

Джед развернул Калеба к себе и под вопли сучки Лоры бил до тех пор, пока тот не ткнулся в землю окровавленной мордой. Когда выросли, они виделись очень редко. Джед презирал пристрастие Калеба к наукам, в частности к физике. Да и семьи их не слишком жаловали друг друга. Отец и особенно мать так и не примирились с пришлым недоумком Джонатаном Келзо, который купил «Дубы», устроил там кемпинг и вопреки протестам родственников женился на Кейт, сестре матери.

Калеб был никчемным мечтателем и строил слишком грандиозные планы как в науке, так и в любви.

Джед случайно узнал, что этот чокнутый влюбился в некую Черил, шлюху из Скотсдейла. Это насмешило его даже больше, чем пунктик брата насчет молний. Он представил, как Калеб падает на колени и протягивает обручальное кольцо голой девке, а та стоит на четвереньках на кровати и краснорожий мужик дерет ее в зад.

Джед с дружками хохотали до слез, когда он рассказал им эту свою фантазию.

Как-то раз, будучи в Финиксе, он вспомнил романтическую историю братца и не поленился разыскать ту девку через Интернет. Увидев ее, он даже удивился: и впрямь лакомый кусочек. Не так уж плохо, видно, живет Калеб, раз может позволить себе такую девку. Джед с ней договорился и получил двойное удовольствие: его помимо самой шлюхи возбуждало то, что он так и не сказал ей про свое родство с Калебом Келзо. И вот теперь их лица в памяти сменяли друг друга, как в киношном наплыве, тогда как двоюродный брат Калеб лежит в одном из моргов Флагстаффа, убитый своей же собственной мечтой.

Как-никак, Джед его единственный наследник.

Джед покачал головой, словно совершая поминальный обряд, и мысленно произнес надгробную речь из двух слов: «Олух несчастный».

И продолжил свой путь по залитому солнцем тюремному дворику. Противоположная стена с колючей проволокой отбрасывала благословенную тень.

На стене, как водится, стоял часовой. Против света Джед не мог разглядеть его лица, а видел только силуэт с помповым ружьем на фоне голубого неба. Джед направился в другой конец двора, чтобы укрыться от солнца. Он нарочно наступил на тень часового с его дурацкой, нацеленной в землю пушкой. Улыбаясь, он припечатал башмаком голову тени и представил, с каким наслаждением проделал бы то же самое с ее обладателем.

Он дошел до ограды, сел на землю и привалился к шероховатому бетону, приятно холодившему кожу сквозь ткань рубахи.

Сел и стал думать.

Странная какая-то история.

Бессмысленная.

Он все подчистил за собой после происшествия возле угольного карьера. Стер все отпечатки, тщательно промыл из шланга салон машины. Сжег одежду, которая была на нем тогда. Прежде чем закопать мальчишку, протер его тело бензином, чтобы уничтожить возможные физиологические следы, хотя и попытался их не оставлять, несмотря на все свое возбуждение.

Поэтому не будет никакой дактилоскопии, ДНК и всех прочих хитростей, которые берут на вооружение эксперты-криминалисты.

Что до фотографий, найденных в его компьютере, – они, конечно, могут представить его на суде в невыгодном свете, но сами по себе ничего не доказывают.