– А девушка? – Северин выдавил из себя, озвучил, наконец, вопрос, с которого хотел бы начать весь этот сегодняшний разговор. – Ее ты видел?!

Дарьян только пожал плечами.

– Ну а как насчет подходов?

– Выясняю, – сказал Дарьян. – Сложно подобраться.

– Еще бы…

– Зато мне удалось выяснить, где они держат нашего приятеля.

– Шедди?!

– Точно. Напрямую к нему подобраться, конечно, не удалось. Но мне в руки попались некие списки…

– Что за списки?

– Судя по всему, самые отъявленные нарушители Хмарьевского спокойствия. Потрясатели основ. Так называемые «преступники против миропорядка».

– Среди них есть еще один мой человек, – вставил Дульф. – Тот, кому вы должны были передать послание, написанное на псевдоэльфийском.

– Магистр Циролис?! – Северин с Дарьяном переглянулись.

Доставлять донесение по адресу им так и не понадобилось. Не дошло и до золота от Городского Совета. Впрочем, когда все они, наконец, втретились в Хмарьевске, у Дульфа с Северином был вчерне готов План Предприятия. Северин опасался, что товарищи его не поддержат, уж очень безумным и опасным виделось будущее Предприятие. Но они согласились. И не только из-за золота – с этим у Дульфа проблем пока еще не возникало. Просто ставки выросли. Игра перешла на новый уровень. А они, и Мартуз, и Дарьян, при всех своих недостатках, имели одно очень важное достоинство – они страсть, как любили отыскать на свою голову неприятностей. Это у них с Северином было общее. Иначе бы судьба не свела их на «Жаровне». Иначе бы они не ввязались в то, что затеял Дульф.

– Циролис Непонятый, – продолжал между тем он, – входивший в Городской Совет ученый-книжник, энциклопедист, алхимик, изобретатель, философ. Любитель проповедовать в придорожных кабаках и на ярмарочных площадях. Одни почитают его умнейшим в городе человеком, другие – открыто над ним смеются. Его называют лжецом и пророком. Но его главное свойство – никого он не оставляет равнодушным…

– А он-то как там очутился?

– Не слыхал про такого писателя, Форстана Мальвира?

– Ну как же, – кивнул Северин. – На «Жаровне» я им, помню, зачитывался. Когда выдавалась свободная минутка.

– Магистр Циролис и Форстан Мальвир – одно лицо.

– С ума сойти! Значит, они его прищучили в конце концов?

Подошла служанка.

– Принести вам чего-нибудь, мальчики? – она буквально пожирала глазами Дарьяна.

– Пинту зеленого и пенистого, – кивнул Северин.

– Две, дорогуша, – добавил Дарьян.

– Три, – Дульф извлек из-под своего неприметного плаща туго звякнувший мешочек. – И я угощаю.

Служанка, шелестя юбками, скрылась среди спин и затылков посетителей. Дарьян проводил ее заинтересованным взглядом.

– Так что там со списками? – напомнил Северин.

– Это я и пытаюсь выяснить, – лицо Дарьяна посерьезнело. – Возможно, их готовят к отправке на рудники. Но ходят смутные слухи о каком-то ответственном мероприятии, которое затевает наш приятель. Магический эксперимент с участием наблюдателей от всех Пяти и от Особых надзорных ведомств городской стражи.

– Думаешь, пленников могут использовать как подопытных кроликов?

Дарьян вновь пожал плечами.

– Как там Мартуз? – спросил Дульф.

– Отлично справился, – ответил Северин. – Вильвика в деле. Правда, он сам немного нервничает.

– Еще бы, – сказал Дарьян. – Учитывая то, что мы собираемся провернуть…

– Наверное, мы сошли с ума…

Северину было весело. Впервые за много-много дней ему было действительно весело. И так легко.

– Хедина тоже кое-кто считал безумным, – Дульф выпустил сквозь сжатые губы длинную струю дыма. – Ну и где они теперь?

К их столу подошла служанка с подносом, заставленным пивными кружками, в тусклом свете кабака отливающими всеми природными хмарьевскими цветами – от болезненно-бледной болотной мути до густой и насыщенной, живительной хвойной зелени.

– Дорогуша, – сказал ей Дарьян. – Пока тебя дождешься, вся жизнь перед глазами пронесется.

Дни походили один на другой, казались нескончаемо длинными. Обманчивое впечатление – время неслось, как беговые жуки на заезде.

Приближалась осень.

Мурин-Альбинский не показывался им на глаза. Таился где-то на границе измерений, шастал между мирами. Терялся в бесконечных коридорах, галереях и переходах Хмарьевского кремля.

Как паук, спрятавшись в темном углу, ткал свою паутину.

Картинка постепенно складывались. Его замысел становился все более очевидным. Только не было прямых доказательств.

Они ползли к вражеским окопам, в полной темноте, – и стоило кому-то вскочить раньше времени и закричать «ура!», – их всех немедленно накрыло бы огненным шквалом.

Поэтому они действовали, как и их противник – таились до поры по укромным углам, ткали свою паутину.

По протекции Дарьяна, при активном содействии Дульфа Северину удалось устроиться в городской Архив.

Ранним пасмурным утром он поднимался по широким ступеням, ведущим к северо-западным воротам Хмарьевского кремля.

Один из бесчисленной армии таких же, как он, служителей города, в неприметных темно-серых, черных, болотных и бурых плащах с надвинутыми капюшонами – они втягивались в ворота сплошным человеческим потоком.

Гранитная лестница пустела до наступления сумерек, когда весь этот человеческий поток кремль исторгал из себя – в обратном направлении. Поток спускался к широкой площади, чтобы дальше рассеяться по Хмарьевску, кто куда, согласуясь с личными вкусами и представлениями о благоприятном отдыхе – по кабакам и публичным домам, по съемным мансардам и аккуратным домикам с цветниками, по полупустым храмам любого из Пятерых и забитым до отказа театрам…

И вместе с ними шел Северин – плоть от плоти этого хмарьевского народа, бесцветных и безликих тружеников, на многих и многих поколениях которых зиждилось благосостояние города.

Самые благополучные, самые скучные его жители.

Будто слой соломы, отделяющий драгоценную фарфоровую вазу от жестких стенок ящика, в котором ее перевозят, они служили прослойкой – между низшими и высшими.

Между низшими: толпами голодранцев, желающими урвать себе кусок счастья, желательно бесплатно, возможно, ценой большой крови. Между несчастными отчаявшимися дураками, готовыми поверить любому безумцу, который пообещает им свет в конце туннеля – опять же, за любую цену. Между всеми теми людьми и нелюдями, что стекались из чащоб, гор и пустынь – сюда, в сердце цивилизации, чтобы попытать счастья. Беглецами. Отверженными. Отбросами.