— А где я могу расположиться?

Капитан подвел Мерси к левой крайней каюте.

— Как насчет этой? — Он открыл дверь и любезно придержал ее. — Соседняя останется пустой, в той, что напротив, разместится старый нефтепромышленник, он едет в Миссури считать свои деньги, потому что в Техасе уже все сосчитал. Я все твержу ему, что он мог бы позволить себе условия и получше, чем у нас, но ему хоть бы хны. Он говорит, что предпочитает плыть быстро в дерьмовой каюте, чем валандаться месяц в лодчонке для неженок, покрытой глазурью, как пирожное богатенькой старушенции.

— Не могу сказать, что осуждаю его, — пробормотала Мерси.

— А я и подавно. Но вообще-то, ему сильно под восемьдесят. Ха, если он сделает вам предложение, вполне можете принять его. — При этих словах уголки рта капитана поднялись еще выше, превратив его лицо в комическую маску. — Ладно, я понимаю, пространства у нас с гулькин нос, и на вид здесь, может, не слишком привлекательно, но мы стараемся держать все каюты в чистоте, и на борту всегда вдосталь свежей воды для умывания.

— Не преуменьшайте достоинства вашего корабля, капитан. Комната тут не меньше, чем та, в которой я жила в госпитале.

Капитан протянул новой пассажирке ключ, который снял с высовывающегося из-под жилета кольца, что висело у него на поясе.

— Вот залог вашей безопасности, мэм, и я рад был бы показать вам остальное, да смотреть-то больше особо не на что. Если хотите, можете оставить тут вещи. Потом закрывайтесь, запирайтесь, и никто вас не побеспокоит.

— Но деньги и документы… Мне же нужно заплатить вашему приказчику.

— О нем не беспокойтесь. Он тоже будет на борту, и вы сможете разобраться с этим в любой момент. Если не расплатитесь до Сент-Луиса, — он произносил это как «Сант-Лууи», — мы просто оставим вас здесь и будете отрабатывать билет на камбузе. Идемте. Я покажу вам верхнюю палубу, капитанскую рубку, трубы и все остальное, что только смогу придумать, лишь бы только оттянуть тот момент, когда старый зануда Уиппли загонит меня заниматься грузом.

В таком тоне они и болтали, гуляя по «Провидению», убивая время в ожидании подъема на борт последнего ящика и последних пассажиров. Мерси уже ознакомилась со всеми закоулками судна и встретилась с большинством членов экипажа — включая Милли, работавшую на камбузе, — и чувствовала, что может провести следующие десять дней вполне комфортно и безопасно в собственной маленькой каюте. Так что, когда сходни убрали, якоря подняли и отдали швартовы, Мерси успела преисполниться оптимизма по поводу продолжения своего путешествия. «Провидение» оседлало волны и медленно пошло против течения, а медсестра присела на одну из скамеек, тянущихся вдоль бортов на нижней палубе, и стала смотреть, как остаются позади отвесные берега Мемфиса.

Хотя Мерси и предупреждали о возможности начала морской болезни, ее, слава богу, не укачивало. Еда, право слово, была отличной, погода держалась сносная: солнечная и прохладная, хотя с реки постоянно дул ветер; и путешествие обещало быть приятным и беспроблемным.

Однако на второй день Мерси заскучала сверх всякой меры. Эта скука совсем не походила на скуку поездную. Несмотря на то что она в любой момент могла встать, побродить по палубам или праздно полежать, вытянув ноги, пребывание посреди бескрайней, мутной ленты воды отчего-то заставляло чувствовать себя угодившей в ловушку, в вагоне же она такого не испытывала. Да, здесь легче нырнуть за борт и уплыть к безопасности в случае возникновения проблем, чем выброситься из мчащегося поезда; да, пищу на здешнем камбузе готовят лучше, чем все, что она когда-либо стряпала для себя сама; да, очевидно, что этот корабль летит по реке быстрее любого другого судна из тех, что тащатся вверх по течению. Но даже когда гребные колеса усердно пенили воду и дизельный двигатель пыхтел так, что содрогался весь пароход, Мерси не могла отделаться от ощущения, что они движутся медленнее, чем должны.

Капитан говорил ей, что это шутки воды, рассказывал, что так река борется с кораблями. И Мерси заставляла себя быть терпеливой.

Когда светило солнце, девушка сидела на одной из лавок, что стояли на палубе, и смотрела на воду, на далекий берег, на другие суда, движущиеся параллельно им вверх, и вниз по реке. Громады тяжелых грузовых пароходов ползли как улитки, шлепая гребными колесами и иногда таща за собой на буксире баржи с тюками хлопка, ящиками и углем. Сновали туда-сюда легкие корабли «Якорной цепи», и на них играли оркестры, заглушая порой даже голоса рынд, заявляя так о себе и развлекая пассажиров. Время от времени их обгонял военный корабль — единственное судно, способное потягаться скоростью с «Провидением». На палубах таких судов Мерси видела мрачных моряков — впрочем, иногда и веселых. Они махали тряпками или флагами техасскому кораблю в ожидании, когда капитан потянет цепочку и поприветствует их гудком, что он неизменно и делал.

Военные корабли заставляли думать о Теннесси, и о форте Чаттануга, и об ужасной ночи близ Кливленда. А еще они напомнили Мерси о газете, которую она сунула в сумку, так что девушка достала ее и устроилась на палубе почитать, пока позволяют освещение и погода.

Пока она просматривала статьи мельком в поисках интересных заголовков, с тем чтобы потом все равно прочесть все целиком, рядом присел Фаррагат Каннингем, торговец из Техаса, перевозящий партию карибского сахара. Добрый друг капитана, он быстро стал для Мерси занимательным и разумным собеседником. Девушку необычайно интересовали все многочисленные места, в которых он побывал, заключая сделки, и в первый же вечер на борту она принялась расспрашивать его об островах. Она никогда не была на острове, и мысль о подобных клочках суши среди бурных океанских волн восхищала и очаровывала ее.

На второй день путешествия Каннингем присел рядом с девушкой на скамейку, чиркнул спичкой, поднес огонек к трубке и несколько раз быстро втянул воздух, забавно причмокивая, чтобы заставить табак разгореться.

— Ну что, какую-нибудь из этих новостей стоит прочесть? — спросил он, закусив трубку так, что она торчала изо рта под темными усами почти под прямым углом к бороде, разделенной напополам рыжей прядью.

— Некоторые да, полагаю, — отозвалась девушка. — Газета двухдневной давности, но у меня больше ничего нет.

— Никаких книг? Никаких романов, никаких поэтических сборников?

— Нет. Я не слишком много читаю. Только газеты иногда, когда руки до них доходят. Я больше узнаю из рассказов тех, кто желает мне что-то поведать.

— Разумная точка зрения, хотя жаль. Множество чудных историй сочинено и записано.

— Наверное. — Она показала мужчине статью о перемещении «Дредноута» на юг Теннесси и сказала: — Я почти видела эту штуку как-то ночью.

— «Дредноут»?

— Точно. Я летела на дирижабле из Ричмонда в Чаттанугу, и мы потерпели крушение совсем рядом с железной дорогой. Этот паровик был там, и все вокруг, казалось, боялись его до смерти.