— А знаешь ли, Марфа?..

— Что, барин, — отозвалась она, не поднимая головы.

— Забирай-ка ты эту плошку с крышкой. Да и кувшинчик тоже.

— Как это «забирай-ка»?

— Ну, дарю. У меня и своей посуды хватает.

— Спасибо, барин. — В ее надтреснутом голосе слышалось скорее удивление, нежели радость или благодарность.

* * *

Сегодня был уже присутственный день. Но пред тем как пойти на работу, Натан срочно отправился к Степану, порассказать и порассуждать о случившемся. Уж больно много новостей накопилось. Кочубей, видя такое дело, срочно перепоручил свої справи Осипу. Тот в свои тридцать лет не только в бондарстве разумел, но и много в чем.

А Степан засел с Натаном в «шалаше». Горлис рассказывал в очередности, с какой приходили новости. Прежде всего — о воскресном походе в театр, общении с Росиной и Финой. Степан также нашел забавным совпадение — надпись Inconstant на хуторе, где жил Гологур, и новая постановка L’Inconstant, идущая в одесском театре. Вроде бы и случайность, простое совпадение. Но, с другой стороны, была в сём и какая-то не вполне понятная символика, пока что непроявленная. Не говоря уж об элементе театральности с этими надписями на хуторе — теперь еще более очевидном («панский гонор» в Степановой фразеологии).

Натан колебался, имеет ли право сказать Степану выданное ему Росиной по секрету в постели — насчет отношений Абросимова и Фины. Но, вспомнив, как сам обиделся на утаивания Дрымова, решил, что не имеет права что-то скрывать от человека, с которым вместе работает. Тем более что Кочубей человек надежный — от него ничего дальше не пойдет. Но как раз эта новость заинтересовала меньше и казалась менее важною, чем та, что жена Вязьмитенова — сводная сестра Абросимова.

— Степко, а отчего про Абросимова все думают, что он купеческого звания?

— Та что за это думать! Всё разом. И фамилия такая — проста наружу. И сам он хитрит, к заможним елисаветградским купцам присоседился, як кицька до цицьки в дощ.

— Что за купцы такие?

— Крепкая гильдия. На самом деле они все с России. А елисаветградскими их кличут, поскольку они сперва у нас в Елисаветграде обосновались. И уж потом оттуда, хваткой ланкой, в Одессу нагрянули. Они тут у нас крепко сальца нарастили. Теперь сообща большую силу имеют. Абросимов же позже их приехал. Но тоже через Елисаветград. Потому к ним присоседился.

— А разве Абросимов не начал уже и обгонять их?

— Пожалуй, что так. И мы уже знаем почему. Как Вязьмитенов с его сестрой к нам в Одессу приехали, так у него дела в гору пошли быстрее. Так он за свою елисаветградскую корпорацию скоро забудет. Станет большим паном дворянским…

Услышав сообщение о последнем разговоре с Дрымовым, Степан попросил дословно вспомнить, как тот обосновывал, почему не может рассказать о хозяине хутора на Средних Фонтанах. И Натан вспомнил, как ему показалось, совершенно точно: «Засекречено по установлению военного ведомства». А далее высказал свою версию, надуманную им на пляже, — о славном майоре, которого не хотят порочить, поскольку он сам ничего не знал о том, кто и как пользовался его хутором. За неимением других предположений Степан согласился, что и это сгодится. Однако предложил особо запомнить на будущее вот это кивание на «военное ведомство».

Ну и настал черед самой острой части рассказа — о немыслимом, двойном за один вечер похищении. Тут Степан даже несколько раз крякал от неожиданности, как он это умеет и любит делать. Но если с похищением, устроенным Платоном Ставраки, всё было ясно, то личность прекрасной pani требовала расшифровки. Впрочем, она не была слишком сложной и долгою. По описаниям Натана, как далеко и какой по тряскости дорогой он ехал, да по расписанной им внешности и манерам аристократической панночки Степан сделал точный вывод. Почти наверняка, что с ним разговаривала сама Стефания Понятинская. Она вместе с братом Марцином имеет большую усадьбу на другом конце Молдаванских хуторов, далеко отсюда, над Водяной балкой, поближе к морю.

Удивительная история, как только Степан произнес имя и фамилию Стефании Понятинской, Горлис сразу же вспомнил, где он видел pani, причем регулярно — по воскресеньям, на службе во храме. Ему даже показалось, что он вспомнил этот шелестящий шепоток, сопровождавший ее появление: «Стефани… Стефани… Стефания», «Понятинска… Понятинска… Понятинская». (Не исключено, впрочем, что сие воспоминание было кажущимся, то бишь невольно придуманным.)

Понятинские владеют большими поместьями в Подолье, отнедавна ставшем российским. И, как многие польские помещики, торгуют хлебом через Одесский порт. По словам Степана, Марцин и Стефания слыли в Одессе оригиналами. Но что это значит, объяснять не стал. Только усмехнулся: «Не хлопскому розуму за то судить». Стефания, несмотря на мягкую женскую привлекательность, была сильной натурой с характером жестким и почти что мужским. По крайне мере, все важнейшие семейные дела она вела наравне с Марцином…

Что в истории с похищениями впечатляло более всего — так это быстрота, с каковой Понятинские (вряд ли Стефания действовала втайне от брата) и Ставраки начали делать внушения Горлису. В первую голову это показывало, какие у них хорошие информаторы в среде российского чиновничества, что, впрочем, с учетом его, чиновничества, сребролюбия, не странно.

Натан рассказал также, что Стефания знает всё о его галичанском происхождении. И вот это само по себе было весьма интересно. В Галиции и Лодомерии, отошедших после раздела Речи Посполитой австрийскому цесарю, у Понятинских также много земель. Видимо, у той ветви семейства, к которой принадлежат брат и сестра, там также есть поместья. Но откуда они знают о Натане?

— Может, они или для них безделушки рутенские у отца покупали? Да еще сызмальства. Там у нас и игрушки бывали.

— Може.

— Или же скоренько опросили бродских евреев в Одессе, — предположил Натан, вспомнив о своих контактах в сей среде. — Наши, правда, не расположены рассказывать подробности о своих. Но кто-то мог и выдать. К тому ж и я не совсем уже свой.

Степан согласился, что оба варианта равно возможны. Вообще надо отметить, что и других вопросов с этой стороны, что касается Понятинских, оставалось довольно много.

А вот история со Ставраки изначально казалась много проще: чисто денежный интерес, борьба за крупный подряд с Абросимовым. Разве только особо оживленной была его реакция на точное сообщение о том, что в Одессу вместе с императором Александром приедет его земляк граф Каподистрия.

— Подивись, какой тут малюнок получается, — отметил Степан. — Просто орел двуглавый, расейский, с головами по обе стороны от Короны. Одна голова — военное ведомство, граф Аракчеев, другая голова — иноземное ведомство, граф Каподистрия.

— Да, — согласился Натан. — Пожалуй, что и поклевать могут другу друга.

— Ага, почубиться могут славно. Только вот за что?