litbaza книги онлайнМедицинаГоловы профессора Уайта. Невероятная история нейрохирурга, который пытался пересадить человеческую голову - Брэнди Скиллаче

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 34 35 36 37 38 39 40 41 42 ... 74
Перейти на страницу:

В комиссию Бичера в итоге вошли юрист, ученый-невролог, физиолог, специалист по организации здравоохранения, историк, специалист по этике и группа хирургов (Мюррей и другие). Их главной заботой, как объяснил Бичер, должен быть «умирающий пациент» и то бремя, которое искусственно продленная вегетативная кома накладывает на родных пациента и на переполненные клиники. Концепция смерти мозга, пояснил Бичер членам комиссии, появилась не затем, чтобы решить проблемы трансплантационной хирургии, и от комиссии не требуется никаких политических выводов. Она должна только определить критерии, и ничего больше. По сути Мюррей был согласен, однако он в свою очередь напомнил, что «все больницы Бостона забиты». Забиты пациентами, ожидающими, к примеру, подходящей почки[262]. Может ли общество позволить себе разбрасываться столь необходимым материалом? Пожалуй, лучше всех сказал об этом сам Барнард: «Несравнимо умнее пересадить сердце другому человеку, чем зарыть его в землю на корм червям»[263].

К августу 1968 года, после серии очных встреч и множества телеконференций, комиссия так и не пришла к согласию по вопросу, что же представляет собой смерть мозга… вернее, сама смерть человека, если уж на то пошло. Пока комиссия договорилась лишь о том, чтобы несколько расширить список критериев смерти мозга, предложенный 10 лет назад Робертом Швабом: отсутствие рефлексов, дыхания и прямая линия на энцефалограмме, – но добавить, что «мозг или иной другой орган, который больше не функционирует, а функционирование его невозможно, в сущности, мертв (курсив мой. – Б. С.)»[264]. Пациент со смертью мозга – фактически мертвец. То есть он умрет, он не может поправиться и ему не помогает никакое лечение. Но прогнозируемая смерть еще не означает смерть реальную, и члены комиссии даже не решились использовать слово «смерть» для описания того, чему искали определение. В заглавии опубликованного отчета тема звучит более узко: «Определение необратимой комы». Отчет напечатал The Journal of the American Medical Association (JAMA), один из самых влиятельных в мире медицинских журналов. Это означало широкую аудиторию, однако в отчете, строго говоря, не было ничего нового. Джозеф Мюррей на своем экземпляре журнала с досадой зачеркнул «кома» и написал слово смерть. Да, их путь лежал во тьму, но они не смогли его как следует осветить.

Сам Шваб настаивал на большей определенности. «Мы должны определить смерть как остановку сердцебиения», – призывал он коллег во время заседания комиссии: какое бы определение они ни предложили, оно не будет иметь силы, пока его не признают юристы, судмедэксперты и общественность[265]. А для общественности бьющееся сердце – это живое сердце, что бы там ни показывала хоть сотня пищащих энцефалографов.

Но Роберт Уайт считал иначе: общественность можно убедить в том, что жизнь начинается и заканчивается в мозге, просто нужно правильно донести эту информацию. Уайт не входил в Гарвардскую комиссию, но, как Бичер и Мюррей, полагал, что смерть мозга означает смерть человека как таковую – и, значит, объективно разделить жизнь и смерть может энцефалограмма. Но нельзя было забывать и о моральной стороне дела. Кроме того, для Уайта в списке Шваба не хватало одного важного пункта: Шваб не упомянул церковь. Констатировать смерть человека – значит констатировать, что его душа отлетела; констатировать смерть мозга означает, в отсутствие нового определения, что его душа пребывает исключительно в сером веществе. Чтобы двигаться дальше в деле пересадки человеческой головы, Уайту нужно убедить приверженцев католической веры, которую он и сам исповедует, что именно активность мозга, а не сердцебиение и не дыхание определяет начало и конец жизни. Он и сам, будучи католиком, нуждается в одобрении святой церкви и жаждет его, но ему еще важнее, чтобы церковь возвестила новую истину о душе и теле своей пастве и всему миру.

В начале марта 1968 года, пока Мюррей и Бичер заседали в Гарвардской комиссии, Уайт отправился в Католический университет Америки в Вашингтоне. Он приехал для большого интервью журналу The Sign, общенациональному католическому изданию. Это было между выходом статьи Фаллачи в Look и первой успешной пересадкой головы, выполненной Уайтом, – то есть еще до того, как он обнародовал свои планы трансплантации человеческого мозга. Однако тема обсуждалась крайне острая: этична ли пересадка органов вообще?

Расположившись в удобном кресле под картинами современных художников, Уайт ведет беседу со знаменитым теологом-моралистом Чарльзом Карраном. «Отец мой, – начинает он почтительно, – я оказался со всех сторон окружен вопросами, порожденными новыми открытиями в медицине. Надеюсь, у вас я получу хотя бы некоторые ответы»[266]. Карран отметает показное смирение доктора. Он не эксперт в области медицинской этики, да и в любом случае Уайт разбирается в этой теме гораздо лучше. Карран при этом не работает на The Sign, хотя в журнальную статью войдут фрагменты их беседы. Карран представлял собой довольно противоречивую фигуру. Моложавый, с приятным открытым лицом и аккуратно уложенными волосами, он публично не соглашался с воззрениями церкви на контрацепцию (церковь, в отличие от него, осуждала применение контрацептивов). Из-за этого Карран несколькими месяцами раньше лишился должности – и был восстановлен только после забастовки студентов и преподавателей. Позже он выступит за однополые браки, и Ватикан объявит его недостойным преподавать теологию: Каррана вынудят покинуть Католический университет, и он отправится искать пристанища в Техас, в Южный методистский университет[267]. Карран с улыбкой заверяет Уайта, что у него вряд ли найдутся ответы на животрепещущие вопросы о пересадке органов.

«Что ж, позвольте тогда мне попытаться объяснить», – со смехом парирует Уайт[268]. Он заводит рассказ о самой успешной операции по пересадке органов, которую лично видел в клинике Бригама. Допустимо ли, с точки зрения церкви, пересаживать почку? Карран соглашается, что отдать почку брату – это истинно христианское жертвенное деяние. Но Уайт продолжает: что, если удаление почки убило бы донора? Например, у него откажет вторая. Нет ли тут греха? Нет, заверяет его Карран, тут никто не виновен. Уайт откидывается в кресле, попыхивая трубкой. «Тогда сделаем следующий шаг, – продолжает он. – Возьмем операцию, выполненную доктором Барнардом»[269].

1 ... 34 35 36 37 38 39 40 41 42 ... 74
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?